У мистера Мрака вырвался крик приглушенной ярости.
— Что-нибудь
Мистер Тетли смотрел на него из-за прилавка.
Человек с картинками кивнул, продолжая сжимать прутья решетки.
— Раз в месяц я навожу там чистоту, подбираю монеты, — пояснил мистер Тетли. — Сколько вы уронили? Десять центов? Двадцать пять? Полдоллара?
Человек с картинками поднял свирепый взгляд. В окошке кассового аппарата загорелись маленькие огненно-красные буквы: ПРОДАЖИ НЕТ.
Глава тридцать седьмая
Городские часы пробили семь.
Эхо гулкого звона прокатилось по темным помещениям библиотеки.
Где-то во мраке сорвался с ветки шуршащий осенний листок.
Но это всего-навсего перевернулась книжная страница.
Где-то в катакомбах, наклонясь над столом под лампой с зеленым абажуром, губы поджаты, глаза прищурены, сидел Чарлз Хэлоуэй; его руки теребили страницы, поднимали, переставляли книги. То и дело он срывался с места, чтобы прощупать взглядом окутанные осенним сумраком вечерние улицы. Потом опять принимался скреплять бумаги, добавлять новые листы, выписывать цитаты, шепча себе под нос. Библиотечные своды отзывались чутким эхом на его голос.
— Смотри-ка!
«…ика!..» — катилось по ночным коридорам.
— Этот рисунок!..
«…сунок!..» — повторяли залы.
— И
«…эта…» — оседала пыль.
Такого долгого дня он не помнил за всю свою жизнь. Он смешивался с чуждыми ему и не такими уж чуждыми толпами, в кильватере рассыпавшегося шествия разыскивал искателей. Он рассказал матери Джима, матери Вилла не больше того, что им следовало знать, чтобы не портить воскресное настроение, а кроме того встречался и расходился с Карликом, обменивался кивками с Булавочной головой и Глотателем огня, избегал тенистых аллей и всякий раз, возвращаясь по собственным следам, старался не давать воли страху, когда видел, что яма под решеткой у табачной лавки пуста, и понимал, что мальчики прячутся где-то поблизости или, даст бог, где-то очень далеко.