В полдень и пополудни они вдоволь поголосили на разных горках, посшибали грязные молочные бутылки, поразбивали тарелочки (приз — курчавые куколки), прислушиваясь, принюхиваясь, присматриваясь ко всему, чем встречала их осенняя толпа, месившая ногами опилки и сухие листья.
И вот внезапно Джим пропал.
И Вилл, никого, кроме себя, не спрашивая, в душе уверенный в ответе, решительно двинулся сквозь гущу запоздалых посетителей под темно-фиолетовым небом, дошел до лабиринта, отдал за билет десятицентовик, шагнул внутрь и тихо позвал один раз:
— …Джим?..
И Джим возник перед ним, наполовину погруженный в холодные стеклянные волны, словно человек, покинутый на морском берегу, тогда как близкий друг уплыл далеко-далеко, и неизвестно, вернется ли он когда-нибудь. Глядя на Джима, можно было подумать, что он уже не одну минуту всматривается, не моргая, в даль с полуоткрытым ртом, ожидая, чтобы следующая волна что-то принесла.
— Джим! Выходи сюда!
— Вилл, — слабо выдохнул Джим. — Оставь меня.
— Черта с два! — Одним прыжком Вилл очутился рядом с Джимом, схватил его за поясной ремень и потянул.
Явно не сознавая, что его вытаскивают из лабиринта, Джим упирался и продолжал протестовать, завороженный каким-то незримым видением.
— О Вилл, о Вилли, Вилл, о Вилли…
— Джим, балда, я отведу тебя домой!
— Что? Что? Что?
Они очутились на воздухе. Похолодало, и небо еще потемнело, над головой у них пылали озаренные заходящим солнцем редкие облака. Вечерняя заря наделила своим пламенем щеки Джима, его разомкнутые губы и широко раскрытые, отливающие яркой зеленью глаза.
— Джим, что ты увидел там? То же, что мисс Фоули?
— Что? Что?
— Сейчас как врежу по носу! Пошли!
Он толкал, тянул, волок, только что не тащил на себе эту лихорадку, это возбуждение, этого уже податливого друга.
— Не могу тебе объяснить, Вилл, все равно не поверишь, не могу рассказать, там, о, там, там…
— Замолчи! — Вилл ударил Джима по руке. — Ты пугаешь меня до потери сознания, как
Они шагали, вороша осеннюю траву теннисными туфлями, через пахнущие сеном и перегноем луга за шатрами, и Вилл не отрывал глаз от города, а Джим озирался на развевающиеся в воздухе флаги, темнеющие по мере того, как солнце уходило за край земли.