Кивнув, Алекс закусила губу, стараясь не дать воли грусти.
– Прекрасно.
Она захлопнула дверцу пыльного «лендровера» и заторопилась вниз, минуя изящные домики времен Регентства; ветер бил в лицо, и она прищурила глаза, стараясь скрыть подступающие слезы. Кинув пальто на вешалку, Алекс вошла в гостиную и стала бесцельно расхаживать по ней. Взглянула на часы. Половина двенадцатого. Она слишком взвинчена, чтобы заснуть.
Открыв дверь под лестницей, она спустилась по узким ступенькам, улавливая знакомые запахи проявителя и фиксатора из своей лаборатории. Дверь закрылась с сухим щелчком, напоминающим пистолетный выстрел. Внезапно воцарившаяся тишина вызвала у нее острое беспокойство, и на мгновение пришла мысль: неужели звуки несут с собой свет, смолкают ли они, когда свет гаснет? Алекс прислушалась к тем звукам, которые издавала сама: дыхание, шуршание блузки… На какое-то мгновение ей показалось, что она незаконно вторглась в свое собственное помещение.
Она включила свет, разложила сохнувшую ленту с негативами и внимательно присмотрелась к одному из кадров – на нее смотрел толстый темный цилиндрический предмет с двумя головками.
Алекс разрезала ленту на четыре куска и занялась печатью. Включив красный свет, она заправила в принтер фотобумагу.
– Тысяча один, тысяча два, тысяча три. – Сосчитав до пятнадцати тысяч, она потушила свет и поместила фотобумагу в плоский пластмассовый поднос с проявителем. Приподняв его, она решительным движением послала фотобумагу в дальний конец ванночки.
Алекс смотрела, как появляются кадры: сначала белые тени на белом, потом серебристо-серые очертания. Ряд дырочек перфорации и очертания двух овалов, один ниже другого. Что это такое? Нечто длинное, торчащее между этими овалами стало обретать очертания, и тут она поняла.
– Вот подонок! – сказала она, улыбаясь.
Выплыли несколько волосков, их стало больше, и наконец появился сам фаллос, толстый, обмякший, со складками кожи у головки и небольшой расщелиной впереди, напоминая уродливую ухмыляющуюся рептилию. Интересно, чей он, подумала она, кому он принадлежит. Слону? Явно не человеческий.
Усмехаясь, Алекс покачала головой, вытащила влажный лист из проявителя и опустила его в фиксатор. Несколько секунд она раскачивала ванночку, после чего, глянув на часы, подождала сорок секунд. После проявителя кадрам предстояло пойти на промывку, и она, полная нетерпения, снова сверилась с часами.
Когда прошло пять минут, она вынула влажный отпечаток и повесила его сушиться. На нее с пленки смотрели тридцать шесть фаллосов, все смахивали друг на друга, но каждый кадр был сделан под несколько иным углом.
Продолжая улыбаться, она поднималась наверх, чувствуя себя куда лучше, словно бы втайне ей удалось одержать победу над Дэвидом.
Алекс проснулась на широкой постели, как от толчка, и, озираясь, подумала, не проспала ли. Потянувшись, взяла часики. Четверть седьмого. Она облегченно откинулась на подушки и закрыла глаза. Слышалось рычание грузовиков на Кингс-роуд. Затем до нее донеслось щелканье дверей: похоже, открылась парадная. Она внимательно прислушалась – нет, должно быть, ей показалось – и снова закрыла глаза. Еще час сна. Как она нуждалась в нем. У нее ныло в груди, в голове пульсировала острая боль. Она слишком много курит и, когда встречается с Дэвидом, злоупотребляет алкоголем. Расставание не проходит легко и безболезненно, порой оно труднее, чем совместное существование.
Перед глазами в темной комнате проплыла тень, и Алекс внезапно почувствовала озноб. Открыв глаза, она увидела стоявшего у ее постели Фабиана – несмотря на темноту, она видела его четко и ясно.
– Дорогой! – сказала она.
– Привет, мам.
Он казался усталым и возбужденным.
– Я ждала тебя не раньше вечера, дорогой.
– Я очень устал и хотел бы немного отдохнуть.