Ни Джуди, ни змея так и не выплыли на поверхность.
— Боже, эта водка — настоящая гадость… И бутылка вроде бочонка? И что это я перед ней разоткровенничался… А запах так и не уходит…
Так вот! Я ничего не сказал. Я слишком боялся, что в мой рассказ никто не поверит, ведь все знали, что я безумно ревновал ее к этому глупцу Пиффи.
Тело мисс Кларендон нашли, но не нашли питона, и коронер[10] решил, что смерть наступила от несчастного случая.
Старейший член рывком вскочил с места и бросился к раздевалке с криком:
— Хватит разговоров… На запах!.. На запах!
Бутылка на столе была пустой.
— Он воспользовался тем, что остался один, чтобы напиться, хотя это было ему строжайше запрещено, — заявил доктор Глуми, возвращаясь с похорон старейшего члена. — Но зачем ему понадобилось умирать в женской раздевалке, ведь истинный джентльмен и ногой туда не вступит?
— Кстати о раздевалке, — сказал президент. — Мы воспользовались этим, чтобы провести генеральную уборку. И знаете, что мы нашли? Мумифицированное тело какого-то розового питона, который сдох там десятки лет назад!
— Меня это не удивляет в отношении клубной раздевалки, — усмехнулся доктор. — Если хорошенько поискать, там найдешь немало экспонатов для археологического музея!
— Это — добрая традиция, — кивнул президент. — А вы знаете, на что мы наткнулись в деле нашего бедняги старейшего члена? На письмо полувековой давности, написанное неким Пиффи, который обвинял нашего друга в убийстве некой Юдифь Кларендон.
— Это лишний раз доказывает, что сумасшедших полно повсюду, — философски промолвил доктор. — Они есть в министерствах, на университетских кафедрах. Почему бы им не быть на полях для гольфа?
Я знал, что вижу сон, что лежу в своей постели и что перед моими глазами проходят бесплотные образы. Однако, будучи в полусознании, я опасался, что сон перейдет в кошмар.
Пространство было очерчено резко, хотя цвета путались; но известно, что во сне цвета различаются плохо.
Я был на поле для гольфа. Вдали в лунках трепыхались два или три флажка.[11] Поле пересекал длинный, заросший травой холм, из-за которого виднелась крыша. Наверно, там находился клуб-хауз, но я спрашивал себя, почему конек его изогнут, как у сиамской пагоды.
«Я спрашивал?» — сказал я… Ответ был мне известен — эти пагоды возвели бонзы, уверяя, что они защищают от тигров. И я стоял перед таким маленьким храмом, совершенно чуждым полю для гольфа. Правда, во сне особого удивления никогда не испытываешь.
Небо было низким и серым, а позади холма, на горизонте, угадывалась огромная пустая равнина или темное волнующееся море, над которым опускалась ночь.
Поле было пустым. Ничто не двигалось на нем. Все казалось застывшим, и не будь ощущения трехмерного пространства, я бы решил, что разглядываю огромную гравюру.
Однако, я знал, что кто-то придет, и этот кто-то будет мадемуазель Андретт Фроже, прекрасная гольфистка-француженка, чья потрясающая победа в женском чемпионате Девона огорчила всех английских поклонников гольфа.
И тут я впервые услышал во сне звук. Это был четкий рык без всякого эха: онг-о-онг. Я узнал его. Ибо множество раз слышал вечерами в Лингорском лесу рык просыпающегося тигра, его первый призыв к охоте.
ebooksa