Демоны ночи

22
18
20
22
24
26
28
30

– Давай-ка еще подолью.

Молодец не возражал. Он выпил второй бокал и мгновенно осоловел. Однако действие таинственного напитка отличалось от других алкогольных производных. Вовсе не хотелось спать. Напротив, сознание казалось ослепительно ясным, как будто даже кристальным. Теперь ему отчетливо представлялся смысл даже самых мельчайших дел и событий. Кроме того, Павел стал различать истинный облик вещей. Несомненно, он пребывал в мире демонов. И если в первом случае, как он помнил, их обиталищем была раскаленная пустыня, то на этот раз он попал в некое неопределенное место, условно названное им «зеленым миром». Он продолжал сидеть в кресле за низеньким столиком, но отнюдь не в помещении, а на лесной лужайке под тусклым, вроде бы облачным небом. Или это был туман? Под ступнями мягко пружинила высокая трава, укрывавшая ноги до колен. Было тепло, даже скорее душно, хотя легкий ветерок, время от времени касавшийся лица и тела, приносил ощущение мгновенной, одноразовой прохлады. Неясно, какое время дня стояло на дворе. Скорее всего это были ранние сумерки, которые, однако, вовсе не переходили в иную стадию, а словно застыли в одной поре. Ощущение раскинувшегося вокруг леса тоже было чисто умозрительным. Стволов деревьев он не различал, а только видел вокруг зеленую, едва заметно колышущуюся стену. Окружающее представляло собой условные декорации, а вот сидящие за столом выглядели правдоподобно. Это были все те же Светлана Петровна и Лилька, но… обе полностью обнажены. (Кстати, Павел понял, что и сам находится точно в таком же виде.) Кроме того, обе гражданки имели и другие странности в своем обличье. Черты их лиц приобрели отчетливую гротесковость, словно на них был грубо и не в меру наложен макияж. Глаза удлинились до висков, ресницы напоминали крылья бабочек, а губы – кровавые раны. Тела дамочек тоже претерпели изменения. Лилька, например, приобрела вид маленькой изящной ведьмочки: грудки остренькие, кроваво-красные ногти невероятной длины, а изо рта выглядывают два белоснежных клычка. А вот хозяйка постарела. Кожа ее потускнела и сморщилась, груди висели, как два полупустых мешочка, дряблый живот покрылся складками.

Стол, за которым восседала троица, ломился от угощений. Кушанья на старинных серебряных блюдах, напитки в кувшинах и штофах цветного стекла. Чего тут только не было: жареная птица, окорока и колбасы, громадные раки, рыба, в сортах которой Павел не разбирался, а только различал цвета – от телесно-белого, сливочного и нежно-розового до пунцово-красного и золотисто-коричневого. Имелась и зелень: зеленые стрелы лука, огурцы, помидоры, редис… Благоухали травы. В вазах стояли и лежали разнообразные фрукты, вплоть до ананаса чудовищных размеров.

– Выпьем! – воскликнула хозяйка. Она поднялась из-за стола, наполнила стоявшие перед каждым высокие хрустальные фужеры.

«Глюки начались, – подумал Павел с отстраненным равнодушием. – Как в той квартире». И вдруг ему в голову пришло объяснение происходящего. Все довольно легко объясняется. Просто он сошел с ума. Причем довольно давно. Еще с тех пор, как сблизился с покойным Поручиком Голицыным. Как? Почему? Да это, собственно, не главное. А главное то, что съехал с катушек. Отсюда и все эти глюки, все эти демоны, восстающие из могил мертвецы, колдуньи, шаманки и прочая чертовщина. Другого более-менее правдоподобного толкования не существует. Конечно, можно допустить, что его пути каким-то образом пересеклись с потусторонним миром… Но существует ли этот мир на самом деле, вот в чем вопрос. По здравому разумению, конечно же, нет. Значит? Очевидно, он – сумасшедший.

Но ведь сумасшедшие, насколько он знает, считают себя вполне нормальными. Они и мыслей не допускают о возможности заболевания. А он?..

Тут Павел вспомнил психиаторшу Лидию Михайловну. Она как будто нашла его вполне нормальным. Только эти прежние жизни… Но опять же, можно ли ей верить? А может, все они заодно? Но кто эти они? И зачем им Павел?

Мелодично звякнул хрусталь бокалов. Павел встрепенулся и поднял глаза на присутствовавших. Ничего не изменилось. Те же декорации, те же абстрактные рожи. Пьют, жуют… Хозяйка подсела вплотную к Лильке, стала нашептывать той что-то на ушко. Лилька довольно ухмылялась. На Павла ни та, ни другая не обращали ни малейшего внимания.

«Мираж, – с тоской подумал Павел. – Игра воображения».

Лилька поднялась из-за стола, сладострастно потянулась. Грудки задорно дернулись вверх.

Хозяйка тоже вскочила и, упав перед девушкой на колени, обняла ее ноги. Та не противилась. Светлана Петровна стала ласкать Лилькино тело, целовать ступни, ощупывать пальцами попу, живот, груди…

Девушка от удовольствия еле слышно повизгивала.

– Царица моя, – в исступлении бормотала хозяйка. – Повелительница…

«Иллюзия или нет? – меланхолично размышлял Павел. – Допустим – иллюзия. Тогда?.. Тогда можно делать все, что угодно. Допустим, треснуть эту старуху-хозяйку чем-нибудь по голове. Это даже интересно: что, собственно, из сего поступка выйдет?»

Глаза Павла забегали по столу.

Чем же ее ударить? Блюдом, кувшином? Лучше всего, конечно, бутылкой. Вон той, пузатой, например, или этой, с длинным горлом.

Выбирать между двумя сосудами оказалось весьма мучительно. Павел даже вспотел от напряжения.

Между тем две голенькие гражданки забавлялись на всю катушку. Они валялись в траве, обнимались, целовались, игриво взвизгивали, словом, предавались непристойной неге.

«Какую же бутылку выбрать? – чуть не плача размышлял Павел. – Если, например, круглую, пузатую, то как же тогда быть с длинногорлой? А вдруг она расколется от обиды? И ее содержимое превратится в пар. Этот пар окутает все вокруг… И день превратится в ночь. Тогда… тогда… Нет, все же использую пузатую».

Он взял бутылку в руку, встряхнул ее… Жидкость внутри явственно булькнула. Павел вынул длинную пробку, наполнил свой фужер и залпом выпил. Рот наполнился маслянистым пахучим пламенем. Он повторил процедуру. Ага, бутылка опустела. Теперь можно действовать.