— Ну?
Сидение, обитое красным бархатом — как в начале двадцатого века, скрипнуло под весом опустившегося в него смотрителя.
— Ну что?
— Он здесь?
— Конечно. Но это неправильный вопрос. Вопрос в том, захочет ли он говорить. Вернее… — Грэхем задумчиво провел рукой по залысине, — вопрос в том, скажет ли он что-нибудь, что я смогу понять. Мертвые обычно не особенно разговорчивы. Правда теперь их не заткнуть, но со Стивеном и Кассандрой мне пришлось работать пару недель, чтобы что-нибудь из них вытянуть. А у нас с ними кровная связь.
— А здесь есть я.
— Да, за это и за тридцать два бакса мне продадут упаковку пива. — Он вздохнул. — Пива хочу.
— Вы его уже достаточно выпили. Зовите. Или концентрируйтесь. Делайте, что должны.
— Вы же ни хрена об этом не знаете… — Обернувшись, он посмотрел на Генри и замер. — Да. Значит, я просто… ээ…
Хотя ему не очень этого хотелось, Генри заставил себя успокоиться. Отозвал Охотника. Смерть этого раздражающего человечишки не поможет освободить Тони и остальных.
Теория Тони, сформулированная между посещениями последнего призрака, с которым пришлось столкнуться Генри, звучала довольно логично.
Это не помогало.
Ткань под пальцами Генри начала рваться, и он тихо раздраженно рыкнул.
Температура на балконе резко упала.
— Он здесь, — довольно возвестил Грэхем.
— Я догадался.
На месте, где должна была быть вторая камера, начала материализовываться высокая фигура. Тьма на балконе мешала как следует рассмотреть ее очертания, темнота сливалась с темнотой. Казалось, что бледное хмурое лицо и высокий воротник, модный в начале века, витали в воздухе сами по себя.