— Привет, Уилл, это Харпер. Слушай, извини. Возникло кое-что по работе, и мне пришлось уйти. Я не собиралась бросать тебя вот так.
— Кое-что по работе, — повторил он.
— Да. Что? Думаешь, я просто сбежала? Я ничего не могла поделать.
— Хорошо, — сказал он, но голос у него был вовсе не хороший.
— Уилл. Не сердись. Такая у меня работа. Из ниоткуда появляется какая-нибудь фигня, и приходится ловить ее, пока есть возможность. Если бы я не хотела с тобой ужинать, я бы тебе не перезвонила.
На другом конце провода воцарилось долгое молчание.
— Уилл, я не могу долго висеть на телефоне, я в полицейском участке. Не знаю, сколько это займет. Позвоню тебе позже, ладно?
— Хорошо, — снова сказал он. — Позвони позже и поговорим.
Он повесил трубку. Здорово. Вот тебе и романтика. Такого окончания вечера я не планировала.
Меня занесли в картотеку, сняли отпечатки пальцев и выслушали мою тщательно отредактированную историю. Владельцев собственности не было дома, когда сработала сигнализация, а явившись предъявлять претензии, они пожелали знать, что пропустили.
Я соврала. Сказала им, как и копам, что следовала из ресторана за подозреваемым в страховом мошенничестве и наткнулась на остатки старого контрабандистского хода, ведшего в их подвал. Владельцам здания — теперь маленькой гостиницы — пришлась по душе мысль, что их дом скрывает тайну — прошлое бара, где подавали незаконно ввезенные напитки. Копам, с другой стороны, вовсе не понравилась находка в виде гниющего туннеля за отбитой штукатуркой, но это слабое доказательство было гораздо удобнее попытки объяснить, каким образом я умудрилась оказаться в подвале, запертом снаружи.
Перевалило за одиннадцать, когда они решили, что больше не вправе меня задерживать. Мне вернули мои вещи, включая пистолет, и я спустилась вниз вызывать такси, чтобы забрать свою машину.
Отпуская такси, я с облегчением заметила, что машина Уилла исчезла со стоянки «Дэнз», потом разозлилась на себя за это самое облегчение. Я проклинала Альберта с католической щедростью, захлопывая дверцу авто. Потом сидела добрых две минуты и успокаивалась, прежде чем ехать домой.
Я протопала по ступенькам черного хода, освобождаясь от пылающей ярости. Вломилась на свой этаж и увидела, что моя дверь распахнута настежь. Я стала как вкопанная и ахнула, потом наклонилась и поймала Хаос, когда она попыталась проскочить мимо меня.
Я уставилась на свой зал. Хаос вырвалась из рук и полетела по полу в дикой хоречьей радости. Она танцевала на руинах. Работала сигнализация, комната была разгромлена. Клетка завалена набок, дверца распахнута. Шкафчик хирурга перевернут, стул истекает набивкой, выдернутой с другой стороны сиденья. Книги и бумаги кружатся будто осенние листья.
Я снова поймала хорька и сунула за пазуху, прежде чем постучаться к соседям. Квартиру оставила открытой. Хуже все равно не будет.
— Можно от вас позвонить?
Сосед меня впустил, и я позвонила в полицию. Спросила знакомого детектива, но он не работал. Пришлось согласиться на кота в мешке.
Я бросила трубку и стала ждать копов, наблюдая, как нечистокровный питбуль соседа принюхивается и воет на хорька, извивающегося у меня под пиджаком. Когда полицейские приехали, сосед Рик позволил мне остаться у него и накормил холодной пиццей, пока команда следователей удостоверялась, что улик нет. После отъезда копов я вернулась домой, сказав спасибо Рику и его собаке. Захлопнула дверь, закрыла ее и отправилась в кровать. Предварительно швырнув глупые мокасины об дверь спальни и едва не оставив на ней вмятину.
Утром, когда я звонила Маре, настроение у меня мало улучшилось.