Оборотень

— От тебя ничего. Помогу чем могу, пока ты не далеко от меня и в моих силах это сделать. Вот и всё. Не волнуйся, тебе и твоей свободе это ничем не угрожает. Пусти. Мне надо быстро вернуться. — Последние слова говорила с ним, не глядя в глаза, а старательно выискивая изъяны ими на стене или на полу, чтоб было за что зацепиться. Корзина, которую она держала перед собой, порядком надоела ему и он, вырвав её из девичьих рук, швырнул в угол, как будто именно эта плетёнка была во всем виновата. Таня, поймав ярость в его, потемневших до черноты глазах, отбежала на середину просторной комнаты.

— Ну вот, ты меня уже и боишься, а через некоторое время возненавидишь. Это не больше чем детское увлечение романтизмом и миром приключений. Но его вытеснит когда-нибудь зрелое взрослое чувство к какому-нибудь красавцу щёголю, и ты глупышка мне скажешь спасибо. Да, да именно тогда к тебе придёт понятие, что я поступил, как надлежит настоящему другу.

— Раз тебе так хочется думать, думай так. Ты противный.

Пригрозив ему ужасной местью, правда какой она ещё не придумала, отвернулась.

— Княжна ты сущий ребёнок, — засмеялся он, отправившись за корзиной. — Выходи, и идём уж, я провожу. Разговор наш уходит в молоко, получаясь глухим и бесполезным.

— Это от того, что ты затыкаешь уши и пытаешься учить меня на манер маменьки. Ну уж дудки, я буду поступать, как хочется мне самой. Ясно?!

— Угу. Иди вперёд без напоминаний.

Всю дорогу она молчала, слизывая языком со щёк, текущие слёзы и изредка не в силах сдержать горький вздох, всхлипывала. Серж до полдороги сдерживающий улыбку не выдержал. Схватив её за руку и прижав к старой берёзе, прерывающимся голосом спросил:

— Княжна, ты чего рвёшь себе сердечко, мы же уже не раз говорили о том не простом предмете. Я оборотень, но я и живой человек. Ты почему, глупая девчонка, натягиваешь до предела себе и мне нервы? Неужели не понятно, что я должен быть последним. Последним несчастным из этой стаи. А ты всё время меня провоцируешь. И потом жалость всегда оборачивается обузой для жалеющего…

— Я знаю, что я сделаю. Застегну на тебе ошейник и буду целовать и ласкать добермана сколько хочу. Ему нравилось это, в отличие от тебя.

— Какая репа в твоём горшке парится. Я в растерянности. М-м! Уверяю тебя, ты достойна самой прекрасной любви и самого хорошего мужа, который понимал бы тебя и сделал самой счастливой.

— Серж, ты меня не слышишь и принуждаешь так поступить. И потом, от поцелуев дети не рождаются, — всхлипнула она и бросила на него недовольный взгляд.

— Что?… Бог мой, княжна, я с тобой свихнусь. Это уж точно, — гася в себе смех, улыбнулся он. — Не рождаются. Тебе это надо?! Как я понял, мой неосторожный поцелуй, хмельным зельем упал на твою порхающую душу, ну ладно… Будь по — твоему.

Кинув под ноги пустую корзину, он, заложив руки за её спину и голову притянул тонкое пылкое тельце с вылетающим из груди сердцем к себе. Внимательно осмотрев пышущее нетерпением милое личико и сдув с раскрасневшейся щеки непослушную кудряшку, он легонько прикоснулся к глазам, щекам и вздёрнутому носику губами, у Тани сильно заколотилось всё внутри. И кажется не только сердце, а именно всё. Забулькало, затрепетало, а потом обдалось жаром и закипело. Это был такой всплёск для неё, что её несчастная голова закружилась убыстряющей ход каруселью, а сердце, норовило оторваться от всех связанных с ним органов и выскочить, от чего заколыхалась грудь. Серж, легко коснувшись девичьих губ, раздвинул языком маленькие остренькие зубки и, лизнув нёбо, сошёлся в ласках со своим по началу немного скованным собратом. Они процеловались час, он опомнился, в тот момент, когда его рука сжала её рвущуюся из платья грудь.

— Всё, на сегодня хватит. Поторопимся. А то тебе непременно от такой беспечности попадёт, — ворчал он, скрывая свои истинные чувства. А она, устроив голову на его груди, никак не хотела отлепляться от берёзы, от его тела и уж, конечно, идти домой.

— Серж, ты жадина, — обиженно теребила она носовой платок, бросая на него чуть лукавый взгляд. Только что она с удовольствием поглощала все ласки… Она так лелеяла надежду. Целовалась бы и целовалась, а он раз…

Он был вновь изумлён и вопросительно посмотрев на девушку серьёзно проговорил:

— Княжна смилуйся, не вынуждай тебя подталкивать, иди домой. — Он опомнился и добавил уже спокойнее:- Никоим образом, я не переступлю черту. Причины, я думаю, тебе нет нужды перечислять.

Таня, невесело вздохнув и надув губки, поплелась. Что толку сопротивляться, если у него найдётся много всяких доводов, чтоб отправить её в поместье. Дойдя до кромки леса разделяющую, луг перед усадьбой от рощи, она, забрав у него корзину, поднялась на цыпочки и припала сама к его губам.

— Всё, всё, это прощальный поцелуй, меня здесь уже нет, — закусив губу, пролепетала она, отпуская его шею и отступая от него.