Посредники

Он пожал плечами и ухмыльнулся, но продолжал смотреть на сестру.

— Что? — Она схватилась за распустившуюся косичку.

— Да ты, кажется, расстроена.

— От твоей псины воняет.

— Нет, это от тебя, — выпалил он, зажав нос. — Точно-точно!

— Милый, — Триш повернулась к Ральфу, — ты отдал ей папку?

— Ах, да!..

Ральф встал из-за стола и взял бумажную папку: в ней лежал список телефонов, по которым его дочь никогда не станет звонить, и страховые полисы, которые ей не понадобятся. Со времен младенческих прививок Ундина ни разу не посещала врача. У нее никогда не текло из носа, ничего не болело и не ныло, не было ни синяков, ни царапин. Она взяла папку и подумала: а может, отец надеется, как сама она временами, что когда-нибудь она расцарапает коленку или же скажет родителям, что у нее болит горло и она не может идти в школу. Или что она упадет и сломает себе что-нибудь: нос, ключицу, розоватый ноготь. Все, что угодно, только бы подтвердить, что она и в самом деле существо из плоти и крови.

— Ну… — Ральф поставил свою кружку и развернул ее логотипом «Зеликс лэбз» к себе.

Ундина поняла, что теперь пора и ей сказать пару слов. Мейсонам настало время уезжать. Она окинула взглядом домочадцев, собравшихся спозаранку, и клен за их спинами.

— Макс, я буду скучать по тебе, — медленно начала она, вставая из-за стола. — И по тебе мама, и по тебе тоже, папа. Но я остаюсь.

Триш снова прикрыла глаза рукой. Ральф уставился в окно.

— Может, приедешь в конце лета? — спросил Макс.

Ундина кивнула. На уме у нее была та бабочка, беззвучно поднимавшаяся с потолка. И бледные студенистые щупальца медузы Макса, извивавшиеся еще на более бледном полотне холста.

— Приеду.

Ральф прокашлялся.

— Что ж, думаю, тронулись потихоньку. Макс, ты готов?

— Да, пап. У меня все сложено.

Ундина обняла отца, крепко обняла мать и чмокнула в шею. Ее охватил запах сандала и цветов, и она поняла, что все это время будет умирать от тоски. Она подошла к брату и приподняла его, хоть тот и был здоровее ее. Блестящий белый полиэстер его дурацкого костюма хрустнул у нее в руках.

— Да, я расстроена, Макс, — ответила она брату. — Очень расстроена. Я что, не человек, что ли?