Посредники

Или как там эти обдолбанные придурки себя называли?

Она оглянулась — место собрания практически опустело. Похоже, ей придется добираться до дома самостоятельно.

Разве что на пару с Мотыльком — тот все еще оставался здесь. Он всегда где-то рядом околачивается, от него так просто не избавишься.

Держа руки в карманах, кивая и многозначительно морща лоб, он слушал ту сумасшедшую в черном плаще. На вид этой женщине было лет пятьдесят — в таком возрасте неприлично гоняться за подростками, не важно, с какими целями. И прическа у нее жуткая — абсолютно черные волосы поднимались ото лба острым клином, переходя в тугую, гладкую корону, пронизанную серебряными прядями, словно автомобильный диск спицами. Одна длинная коса обвивалась вокруг короны из волос шесть или семь раз. Носить такое — все равно что прилепить на бампер наклейку: «А еще я летаю на метле». Это пригодится потом для полиции.

Ундина понимала, что пора убираться отсюда. Она находилась в самом эпицентре безумия, не зная дороги домой. Она ослабела, ее трясло, но больше всего ей требовалось привести в порядок свои мысли. В памяти всплыло лицо отца.

«Ищи зацепки. Они есть всегда. Во что была одета девушка на сцене? В корсет? Что-то на бретелях?»

Она нашла в воспоминаниях тот момент, перед самым ударом молнии, когда она пребывала в совершеннейшей эйфории. Да, на танцовщице «Флейма» был надет широкий пояс.

«Правильно, — услышала она голос отца. — Вещи таковы, какими они кажутся».

Ундину Мейсон воспитывали мать-архитектор и отец-ученый. Первая обучала ее видеть суть вещей — те веревки, шкивы и арочные контрфорсы, с помощью которых возводились и поддерживались чудеса; второй учил ее познавать истину.

Вздрогнув, Ундина плотнее натянула на уши красный шарф.

К черту это все.

Не нужно запоминать приметы этих людей. Нужно отыскать Никса, забрать ключи и валить отсюда ко всем чертям. Она пожалела, что днем сняла промокшие джинсы, и снова взглянула на Мотылька. На лице того застыло выражение сдерживаемого удивления, и почему-то он держался за щеку, но Ундина находилась слишком далеко, чтобы понять, что там происходит. Что вообще за отношения между ним и той женщиной? Наверное, он спит с ней, мрачно подумала Ундина. Гадость какая. Есть ли вообще такая секта, которая не требовала бы «инициации»?

Вещи таковы, какими они кажутся. Поднимаясь с земли, она повторяла про себя эту мысль, будто заклинание, и это придавало ей уверенности, помогало определиться, что делать дальше. Теперь ей было ясно, что их всех втянули в это безумие. Всех этих парней и девушек — с остекленевшими глазами, отрешенных, потерянных, загадочных, обдолбанных… прекрасных. Да, из-за «пыльцы» они казались прекрасными, а красота прельщает. Ундина знала это и потому твердила про себя свою мантру: вещи таковы, какими они кажутся! — пока шла к Мотыльку и той женщине.

Нужно найти Никса, забрать ключи. Нужно вернуться домой, позвонить в полицию и надрать задницу Мотыльку за все, что он сделал за последний месяц. Он покупал алкоголь для несовершеннолетних, а потом притащил их туда, где распространялись наркотики, да еще и человек погиб. Ундине было плевать, кого она при этом подставит, ей хотелось только, чтобы вся эта чертовщина закончилась и чтобы все стало по-прежнему, как в тот самый день, когда Мейсоны только отъехали от дома.

* * *

Склонившись над почти бесчувственной Нив, Тим Бликер засовывал ей в рот остатки «пыльцы». Если бы Никс был нормальным, он бы сделал то, что было самым естественным, то есть забрал бы маленькую капризную Нив, девушку его лучшего друга и дочь его бывшего босса, и отвез бы домой.

К счастью или к несчастью, но Тим Бликер не оставил ему времени на раздумья о том, как правильно поступить в этой ситуации. Едва Никс показался из-за дерева, как Блик повернулся и двинулся на него, выхватив нож, словно только его и поджидал. Нив, которую больше никто не поддерживал, качнулась, споткнулась и упала на темную землю.

— Надо же, какая приятная встреча, — гаденько ухмыльнулся Блик, поигрывая ножом.

— Ты… — Никс запнулся, не зная, что ему сказать.

Все вокруг приобрело явственный оттенок нереальности. Движения казались очень быстрыми, словно он смотрел пленку в режиме ускоренной перемотки. В последний момент он едва успел отпрыгнуть с тропы, заметив нож в руке Блика — тонкое изогнутое лезвие, которое сверкало так ярко и ослепительно, что не позволяло рассмотреть почти ничего, кроме самого клинка, да еще серебристо-зеленого сплетения веток у Блика за спиной, и черного, залитого лунным светом неба наверху. Никс шевельнул пальцами, и они прошли по воздуху, как сквозь масло, он почти почувствовал каждую молекулу кислорода. Как странно, успел он подумать, перед тем как Блик сделал новый выпад, — и воздух, и нож, и сам он, и даже Блик, казалось, были из одного и того же вещества, одинаковой плотности и веса.

Нож рассек воздух сбоку от Никса.