Служитель египетских богов

22
18
20
22
24
26
28
30

Жан Марк ощутил холодок в животе.

— Так, значит, вы с ним заодно?

— Мне казалось, что это и так ясно, — парировал Бондиле. — Но я заодно и с вами. И буду стоять на ваших позициях, если кто-то осмелится выступить против вас. — Он кивком указал на араба. — Мы оба желаем вам только добра, Жан Марк, но нам нужно знать, что вы нас не подведете.

— Тогда успех гарантирован, — заверил Омат.

Жан Марк судорожно кивнул, с трудом выдыхая воздух и надеясь, что видит спьяну дурной сон, от которого поутру останутся лишь головная боль и тошнота.

— Конечно, я вас не подведу, — произнес он упавшим голосом, понимая, что утро не принесет никакого спасения.

— Чудесно! — воскликнул Ямут Омат.

— Я ничего иного от вас и не ждал, — сказал Бондиле и протянул своему подопечному руку.

* * *

Письмо Эрая Гюрзэна, посланное из Фив графу де Сен-Жермену в Италию, на озеро Комо.

«Моему глубокоуважаемому учителю Сен-Жермену именем Господа и Святого причастия!

Надеюсь, это письмо дойдет до вас до того, как вы вернетесь в Швейцарию, но если нет, не волнуйтесь — такая заминка не повлечет за собой никаких неприятных последствий.

Пусть это и странно, но я благодарен вам за то, что вы свели меня с мадам де Монталье. К моему удивлению, она и впрямь оказалась знающим и хорошо образованным исследователем жизни древних народов, не хуже любого из тех, с кем я знаком, хотя поначалу мое впечатление было резко противоположным. Я признал это перед Богом, как признаю и перед своими монастырскими братьями, когда к ним вернусь, а пока попытаюсь найти способ испросить у этой достойной дамы прощение за свое предвзятое мнение о ней, оказавшееся в корне неверным.

Мы деятельно участвуем в изысканиях фиванской экспедиции профессора Бондиле. Большая часть времени уходит на раскопки развалин и копирование всех обнаруженных текстов. Мадам де Монталье в восторге от этой работы, результаты раскопок ей кажутся более чем удовлетворительными, однако временами она признает, что с расшифровкой древних надписей не все пока гладко. Экспедиция пока не нашла ничего сенсационного, но тем не менее информация, считанная со стен почти не затронутого временем храма, все накапливается и в конечном итоге может дать ожидаемые плоды.

Профессор Бондиле проявляет большой интерес к мадам де Монталье, но вовсе не как к коллеге. Это потуги ревнивца. Мадам говорит, что ее они не волнуют, но я все же тревожусь, ибо упомянутый Бондиле не из тех, кто способен смириться с отказом. Я пытаюсь внушить это ей, но она не внимает подобным советам и выслушивает их только из вежливости, полагая, что увлеченность профессора не более чем кратковременное поветрие, не влекущее за собой никаких серьезных последствий. Я же настроен менее оптимистично, ибо опасаюсь беды. Бондиле имеет здесь вес, и, стоит ему узнать, что предмет его вожделений отдает предпочтение кому-то другому, бури, я думаю, не миновать.

Кстати, о предпочтениях. В последнее время мадам де Монталье дарит свое внимание одному немцу, поселившемуся на соседней вилле. Этот врач, зовут его Фальке, не принадлежит к клану охотников за древностями, но часто проводит время в их обществе, ибо число европейцев здесь очень невелико. Человек он достойный, не легкомысленный, способный сделать мадам предложение, но, когда я ей на то намекнул, она рассмеялась и заявила, что о супружестве не помышляет, ибо оно несовместимо с избранной ею профессией. Я попытался напомнить ей, что каждая христианка, как носительница наследия Евы, обязана выйти замуж и народить детей, но мадам стоит на своем. Рассуждения о нравственных последствиях ее действий также не принесли результата. Мадам сказала, что подобная нравственность для нее пустой звук. Она согласна на любовную связь, но не более, да и Фальке пока помалкивает, очевидно, подозревая, что ему дадут от ворот поворот. Вот ситуация, которая меня тяготит. Подскажите, что можно тут сделать. Я буду рад любому совету, а до того пусть все остается как есть.

Вернемся к исследованиям. Три дня назад мадам де Монталье сообщила мне, что почти закончила снимать копии с текстов некоего небольшого и очень загадочного помещения внутри храма. Завершив работу, она намеревается посвятить все свое время расшифровке старинных надписей, после чего хочет просить меня отвезти этот труд в Каир, ибо не доверяет профессору Бондиле. Тот непременно присвоит часть монографии, прежде чем дать разрешение на ее публикацию, а мадам это возмущает, хотя ей и известно, что такова практика множества экспедиций, во главе которых стоят не очень-то чистоплотные люди. Научный мир закрывает на это глаза, ибо с исторической точки зрения все равно, тот или иной человек совершил открытие, но мадам так не считает, как, впрочем, и ваш покорный слуга. Так что примерно через месяц я еду в Каир, о чем и уведомляю.

Временами до нас доходят известия о войне греков с турками. Поговаривают, будто в прошлом или позапрошлом году там, сражаясь за греков, погиб английский поэт. Мы все гадаем, правда ли это или выдумка, симпатичная всей Европе. Мой опыт общения с британцами (независимо от того, поэты они или нет) подсказывает, что не в их правилах принимать сторону угнетенных. Если вы что-либо о том знаете, сделайте милость, проясните этот вопрос. К тому же разгорающийся в Европе конфликт тут многих тревожит: война может перекинуться и в Египет, последствия чего будут более разрушительными, чем это можно себе представить.

Я молюсь за вас, мой учитель. Молюсь и надеюсь, что Бог защитит вас и выведет на единственно правильный путь. Я также молюсь и за мадам де Монталье, которая стала мне дорога и как человек, и как преданный науке ученый. Такая преданность и есть своего рода мирская праведность, которая не может не вызвать сочувствие в людях религиозного толка. Если бы мадам с тем же пылом обратилась к религии, то на нее, полагаю, вскоре снизошла бы особая, подобная осеняющей всех святых благодать.

Именем Господа

Эрай Гюрзэн, монах. 9 апреля 1826 года по европейскому календарю, Фивы».

ГЛАВА 3