Низкие люди в желтых плащах

22
18
20
22
24
26
28
30

Принесет вам мячик, если вы скажете: «ДАВАЙ, ФИЛ!»

ПОЗВОНИТЕ ХОуситоник 5–83371

(или)

ПРИНЕСИТЕ дом 745 Хайгейт-авеню!

СЕМЬЯ САГАМОР!

Фотографии Фила не было.

Бобби довольно долго простоял у объявления. Часть его рвалась побежать домой и рассказать Теду — и не только об этом, но и о полумесяце со звездой, нарисованных рядом с «классиками». А другая часть твердила, что в парке полно всяких объявлений — вон на соседнем вязе прилеплена афишка концерта на площади, — и он будет последний псих, если расстроит Теда по такому поводу. Эти две мысли боролись друг с другом, пока не превратились в две трущиеся деревяшки, так что его мозг мог вот-вот загореться.

«Не буду об этом думать», — сказал он себе, отступая от объявления. И когда голос из глубины его сознания — угрожающе ВЗРОСЛЫЙ голос — напомнил, что ему ПЛАТЯТ за то, чтобы он думал обо всем таком, чтобы он РАССКАЗЫВАЛ обо всем таком, Бобби сказал голосу, чтобы он заткнулся. И голос заткнулся.

Подходя к дому, он увидел, что его мать снова сидит на качелях, на этот раз штопая рукав халата. Она подняла глаза — они опухли, веки покраснели. В одной руке она сжимала бумажную салфеточку.

— Мам?..

«Что не так?» — мысленно докончил он, но договорить вслух было бы неразумно. Напросился бы на неприятности. Нет, его не стукнуло, как тогда в Сейвин-Роке, но он ведь хорошо ее знал, как она смотрела на него, когда была расстроена, то, как сжималась в кулак рука с салфеточкой. Она глубоко вздохнула и выпрямилась, готовая дать бой, если ей станут перечить.

— Что? — спросила она его. — У тебя что-то на уме, кроме твоих волосьев?

— Нет, — сказал он, и собственный голос показался ему неловким и странно робким. — Я был в Стерлинг-Хаусе. Списки бейсбольных команд вывешены. Я в это лето опять Волк.

Она кивнула и немного расслабилась.

— Думаю, на будущий год ты выбьешься во Львы. — Она сняла рабочую корзинку с качелей, поставила ее на пол и похлопала ладонью по освобожденному месту. — Посиди рядышком со мною, Бобби. Мне надо тебе кое-что сказать, Бобби сел с самыми дурными предчувствиями — как-никак она плакала, и голос у нее был очень серьезный, — но все оказалось ерундой, во всяком случае, насколько он мог судить.

— Мистер Бидермен… Дон… пригласил меня поехать с ним и мистером Кушманом и мистером Дином на семинар в Провиденсе. Для меня это замечательный шанс.

— А что такое семинар?

— Ну, вроде конференции — люди собираются вместе, чтобы узнать побольше о чем-нибудь и обсудить, что и как. Этот о «Недвижимости в шестидесятых годах». Я очень удивилась, когда Дон меня пригласил. Я, конечно, знала, что Билл Кушман и Кертис Дин поедут — они же агенты. Но чтобы Дон пригласил меня… — Она вдруг замолчала, повернулась к Бобби и улыбнулась. Он решил, что улыбка настоящая, но она не сочеталась с ее красными веками. — Я уж не знаю, сколько времени мечтаю стать агентом, и теперь вдруг ни с того ни с сего… Для меня это замечательный шанс, Бобби. Для нас обоих.

Бобби знал, что его мать хотела продавать недвижимость. У нее были книги про это, и почти каждый вечер она понемножку их читала и часто подчеркивала строчки. Но если это такой замечательный шанс, почему она плакала?

— Клево! — сказал он. — В самую точку! Ты там, конечно, очень многому научишься. А когда это?