Я медленно побрел по безмолвному, залитому лунным светом острову, чувствуя себя одиноким и несчастным, тоскуя по своим близким, хотя и не помнил их. Думал я и о самой Маргарите, обреченной пребывать здесь всю ее недолгую безрадостную жизнь. Потом подумал о Владиславе Шпильмане, прятавшемся на своем чердаке на окраине Варшавы, безнадежно одиноком и в то же время понимающем, что, если какие-нибудь люди нападут на его след, его жизнь будет целиком зависеть от того, сумеет ли он от них скрыться. В своих воспоминаниях он сравнивал себя с Робинзоном Крузо, указывая при этом, что героя Дефо, по крайней мере, не оставляла надежда на то, что он сможет когда-нибудь встретиться с человеком. Эта надежда давала ему силы проживать день за днем. Тогда как Шпильман, скрывающийся на своем чердаке, понимал, что должен таиться от любого прохожего, если хочет остаться в живых. У него не было даже микроскопической капельки надежды в океане полнейшего одиночества, в который он оказался погруженным.
Была полная тишина, доносился только плеск волн Дуная. Неторопливо шагая в полутьме, я ощущал витавший в воздухе бодрящий аромат зелени. Я дошел уже до середины острова, как вдруг увидел в небе языки пламени. Они вздымались высоко над вершинами деревьев, а над ними простиралось огромное облако дыма, обволакивая все вокруг. Мне было непонятно, как я мог так долго не замечать всего этого, ведь огонь, казалось, освещал весь остров, а запах гари отчетливо чувствовался даже отсюда.
Я бросился бежать, продираясь между деревьями, а пустые, холодные глаза каменных изваяний точно подсказали мне, где я нахожусь и в каком здании бушует пожар. К тому моменту, когда я выбрался на свободное пространство, церковь Святого Михаила была охвачена гудящим пламенем, сквозь щели в остроконечной крыше валил густой дым. Жар пламени создавал мощные воздушные вихри, они раскачивали колокол, и тот, словно в агонии, издавал заунывные звуки.
Остановившись перед церковью, я с ужасом смотрел на древнее здание, в то время как огненные языки с ревом змеились на фоне еще темного неба. Благодаря тем звукам, что издавал старинный колокол, должно было пройти совсем немного времени, прежде чем здесь соберутся люди, ведь, в конце концов, расположенная на острове гостиница находилась всего в нескольких минутах ходьбы отсюда.
А в следующий момент я понял, что мне лучше уйти. И как можно скорее. Я не хотел, чтобы меня обнаружили одного возле пылающей церкви. Меня мгновенно арестовали бы за поджог. И только я подумал: хорошо, что все это случилось ночью, когда в церкви не было людей, как деревянные двери главного входа распахнулись, подняв вихрь искр, и два человека, шатаясь, вышли оттуда и рухнули на покрытую пылью землю. У меня отвисла челюсть от ужаса, когда я понял, что один из этих несчастных охвачен пламенем! Я лихорадочно оглянулся по сторонам в поисках чего-нибудь такого, чем можно было бы погасить на нем это пламя. Не увидев ничего подходящего, я сорвал с себя пальто и бросился к тем двоим мужчинам. Но затем остановился и замер на месте от удивления.
Один из двоих все еще стоял на коленях, пригнувшись к земле, зато другой, охваченный пламенем, уже поднялся на ноги. Он спокойно и молча стоял, глядя на того, кто оставался на земле. Не было ни воплей, ни признаков агонии — он не корчился от боли, не катался по земле, что было бы естественно для человека, чью кожу опалял огонь.
В следующий момент я уже знал, кто это. Я видел его во сне не более двух часов назад — это он наблюдал за тем, как я убиваю новорожденного дьявола на колокольне базилики. Сейчас он выглядел точно так же: весь окутанный пламенем, он, похоже, даже не осознавал этого, а его синие глаза пылали собственным яростным огнем.
Я увидел, что в руке у него появился длинный, богато украшенный меч и он направился к тому человеку, который все еще опирался коленями о землю, скорчившись и опустив голову. А когда огненный человек занес меч, я не раздумывая, с криком отчаяния бросился ему навстречу. Услышав мой крик, он посмотрел в мою сторону, и его глаза сузились от гнева. Я подбежал, схватил за плечо человека, стоящего на коленях, и рывком приподнял его от земли, хотя он при этом и застонал от боли. В тот же миг все вокруг погрузилось во тьму, и я от удивления заморгал глазами, в которых все еще мерцали оранжевые вспышки. Пламя исчезло, словно его задули, как свечу, а внезапное наступление темноты оставило в моих зрачках огненные отпечатки. Перемена поразила меня, я протянул руку и провел ладонью по стене церкви. Стена была холодной. Словно здание вовсе не было только что охвачено огнем.
Когда глаза привыкли к слабому свету, я пригляделся к человеку рядом с собой, и от удивления у меня перехватило дыхание. Его я тоже знал. Это был Задкиил Стефоми. Его лицо и руки были в копоти и саже. Рукой он зажимал рану под грудью, при этом кровь обильно текла между пальцами. Громко ругаясь, он оторвал кусок ткани от рубашки и дрожащей рукой попытался остановить кровотечение. Потом перевел взгляд на меня, откинув с глаз волосы и при этом размазав по лицу еще больше сажи и грязи.
— Габриель, что ты тут… — начал он хрипло.
— Что это здесь было? — прервал я, опускаясь возле него на колени. — Почему прекратился пожар?
— Никакого пожара здесь не было.
— Но ты весь перепачкан сажей! И я видел, как пылала церковь! И что это был за тип с мечом? — снова спросил я, хотя и опасался услышать ответ.
Стефоми некоторое время молчал, словно не решаясь говорить.
— Это был дьявол, Габриель, — наконец произнес он.
— Что? Что ты сказал?
— То, что ты услышал.
— Ты сумасшедший?
— Ха-ха… Сумасшедший. Да… наверное, так оно и есть…