Девятый круг

— Нет, но храпишь ты достаточно громко.

Широко раскрыв глаза, она добродушно смотрела на меня. Я готов присматривать за ней. Это та деятельность, которой хочет от меня Бог. В сущности, по всем целям и намерениям я для Кейси подобен ангелу. Послан Богом, чтобы охранять ее от любой опасности. Перед дверями наших квартир мы пожелали друг другу доброй ночи.

— О, кстати, — сказала Кейси, прежде чем скрыться в дверях своей кухни, — мои татушки символизируют толерантность, плюрализм и либерализм.

27 ноября

Наконец я узнал, кто подкладывает мне под дверь записки. И личность исполнителя приводит меня в смятение. Что же касается отправителя, то этого человека, я полагал, можно было считать абсолютно и полностью, на сто процентов, непричастным к данной операции.

Эти прошедшие несколько недель пролетели как-то очень быстро. Температура воздуха резко понизилась, листва опала, оставив скелеты деревьев голыми, и теперь здесь стало по-настоящему похоже на зиму. Я продолжал регулярно встречаться со Стефоми, но печальных и тревожных откровений больше не было, так что, к моему большому удовлетворению, я снова находил его общество весьма приятным для себя. Мы с Кейси также встречались несколько раз, и она всегда тепло меня приветствовала. Наконец мы с ней стали настоящими соседями. Хорошо знакомое мне лицо в соседней квартире.

Вот почему я не притрагивался к своему дневнику эти последние недели — я был счастлив. Просматривая предыдущие страницы, понимаю, что меня тянет писать в нем, когда я чувствую себя несчастным. Но в последнее время я был слишком вовлечен в реальную жизнь, чтобы тратить время на нытье в дневнике.

Это странно, но страница за страницей, заполненные в этой тетради, действительно утешают и обнадеживают меня. А бумага, как только на ней появляется запись, приобретает новые свойства. Страницы немножко сворачиваются и больше не прилипают друг к другу. От чернил бумага тяжелеет, ее поверхность перестает быть гладкой, становится как бы покрытой трещинками. Дневник заполняется моими словами, моими мыслями, моей жизнью. Наверное, поэтому я так полюбил его. Ведь даже теперь я опасаюсь, что опять могу все забыть, а эта тетрадь — страховка от такого случая, поскольку здесь все собрано, записано, сохранено и пропасть уже не сможет.

Но на прошлой неделе произошла серьезная неприятность. После позднего ужина в городе я возвращался домой от метро и, уже почти подойдя к своей парадной, внезапно остановился от удивления. Из подъезда вышла женщина. Наружное освещение было неважным, поэтому рассмотреть ее хорошенько мне не удалось. Я смог лишь определить, что на ней было темное вечернее платье и длинные черные перчатки до локтей. К моему удивлению, она была без пальто, я представил себе, как ей должно быть холодно в этот поздний час. Ее длинные черные волосы были собраны на затылке, а на шее и на запястье сверкало что-то похожее на бриллианты. Она приближалась ко мне, и каблуки-шпильки ее плетеных вечерних туфель звонко цокали по тротуару.

Я подумал, что она поступает неразумно, выходя на улицу без верхней одежды, защищающей от холода. Было уже за полночь — совсем неподходящее время для симпатичной женщины, чтобы бродить по городу в одиночестве. Улицы, на которых ничто не угрожает днем, могут стать далеко не безопасными ночью. Но то, как она шла, и ее манера держаться явно свидетельствовали о том, что она не боится ни темноты, ни тех неожиданностей, которые во тьме могут ее ожидать. Тем не менее я сделал вдох, перед тем как спросить ее, далеко ли она идет, имея в виду еще не до конца принятое решение предложить ей свое сопровождение, если путь ее окажется неблизким. Но когда она, поравнявшись со мной, подняла голову и тусклый свет ближайшего уличного фонаря высветил часть ее лица, слова замерли у меня на губах. Она же, слегка улыбнувшись, прошла мимо. В этой женщине я узнал Лилит из моих сновидений. Повернувшись и глядя, как она удаляется, я пытался убедить себя, что ошибся. Она не могла выйти из подъезда моего обшарпанного дома, убранная во всю эту вечернюю роскошь, и затем шагать по будапештским улицам.

Но мне надо было знать точно, я должен быть уверен, что это не она. И я пошел следом за ней, решив догнать ее, но отчаянный женский крик, донесшийся из моего подъезда, меня остановил. Несколько мгновений я стоял в нерешительности, глядя вслед удаляющейся в темноту женщине, вслушиваясь в замирающие звуки ее шагов, но затем повернулся и побежал к дому и, оказавшись в подъезде, в ужасе замер.

В слабо освещенном вестибюле стояла Кейси в окружении троих молодых парней, вплотную подступивших к ней. Один из них пытался отнять у нее сумку, но Кейси держалась за ремешок обеими руками, умоляя налетчиков отпустить ее, но те в ответ только смеялись.

«Сейчас же отдай им сумку, — мелькнуло у меня в голове, — какой в ней смысл?»

Неужели она действительно была такой наивной и не понимала, что, если им придется ее прибить, они прибьют? И какая польза будет ей от старой обшарпанной квартиры, если она умрет? Или мертвым окажется ее ребенок? Я увидел, как из ее глаз потекли слезы, когда один из бандитов схватил и заломил назад ее руку, одновременно вырывая у нее сумку, в то время как другой налетчик обхватил рукой ее шею и запустил пальцы в темные пряди ее волос, издевательски изображая попытку приласкать.

— Как насчет того, чтобы немного позабавить дядю, прелестная мадам? — пробормотал он слащаво. Склонившись к ней, он попытался поцеловать ее, но в следующий момент отпрянул назад, его губа сильно кровоточила в том месте, где Кейси прокусила ее. — Ах ты, мерзкая сука! — прорычал он, выплюнув кровавую слюну ей в лицо, а потом, размахнувшись, сильно ударил ее по щеке.

Внезапно вспыхнувшее желание убить их всех прямо там, где они стоят, потрясло меня изнутри, и мне пришлось собрать все свои силы, чтобы подавить его. Это неправильно — убивать людей. Неправильно!

— Эй! — крикнул я, чтобы отвлечь их внимание от Кейси.

Трое молодых негодяев с издевательским видом повернулись ко мне, при этом один из них автоматически продолжал помахивать отнятой у Кейси сумкой, ремешки которой он накрутил себе на руку.

— Вы сделали большую ошибку, — сказал я спокойным голосом, предвкушая дальнейшее развитие событий.

Не думаю, что я серьезно их покалечил… Ну, по крайней мере, все обошлось без смертельных травм. Они оказались трусами, так что мне не пришлось особенно напрягаться, чтобы обратить их в бегство. И я был на этот раз готов к мощной, отвратительной волне радостного возбуждения, захлестнувшей меня, как только я сильно ударил по лицу первого из этих подонков и с удовольствием ощутил, как с хрустом ломаются кости его носа. Но я не позволил себе увлечься, несмотря на то что нанесение им побоев доставляло мне такое буйное, дикое наслаждение. Все происходило гораздо легче, чем в прошлый раз, поскольку тогда было пятеро парней, гораздо более взрослых и крепких, чем эти трое подростков.