— А что ты скажешь относительно Анны Совянак? Я знал, что ее тело положат под мемориалом Плакучей Ивы?
— Откуда же ты мог это знать? — спросил Стефоми, внимательно глядя на меня. — Ведь, насколько я понимаю, ты едва ли был с ней знаком.
— Тогда почему…
— Это совпадение, Габриель, — резко перебил меня Стефоми. — Ты не мог знать, что киллер оставит ее тело под мемориалом. Я предполагаю, что ты упомянул его на обороте фотографии только лишь потому, что она — еврейка. Послушайся моего совета, не трать время зря, пытаясь отыскать логику в том, что ты совершил. — Он сделал жест в сторону разложенных перед нами на столе вещей. — Ты хотел помучить себя. И больше ничего.
Какое-то время мы сидели молча. Да, безусловно, Стефоми прав. Наверное, я не мог знать, где окажется тело Анны Совянак. Это было не более чем совпадение.
— Моя потеря памяти была нелепым происшествием, — нарушил я наконец молчание. — Каким образом мог я предвидеть, что это произойдет? Разве мог я как-то
Стефоми пожал плечами:
— Я не знаю, Габриель. Когда я прежде спрашивал тебя об этом, ты сказал, чтобы я отстал от тебя и что ты знаешь, что делаешь.
— Я терял рассудок, да? — спросил я, переходя почти на шепот. — Раньше я был другим? Таким неискренним, извращенным человеком?
— Нет, прежде ты был в основном таким же, — ответил Стефоми. — Но…
— Но что? — быстро спросил я, немедленно воспользовавшись заминкой в его ответе.
Стефоми вздохнул:
— Понимаешь, Ники позвонила мне примерно за неделю до своей гибели. Она была… она сказала, что беспокоится за тебя. Она хотела встретиться со мной, но в то время я был в Японии и не мог приехать сразу.
— А почему она беспокоилась?
— Она не стала говорить об этом по телефону. Я должен был возвратиться в Англию через пару недель и после этого собирался повидаться с ней. — Он пожал плечами. — Честно говоря, по моим предположениям, дело было в том, что ты сообщил ей о своей способности видеть дьяволов, и это сильно ее встревожило.
— Ты хочешь сказать, что прежде она об этом не знала? — спросил я.
— Думаю, не знала. Ведь рассказать кому-либо об этом весьма непросто. Но каким бы ни было состояние твоего разума прежде, после их гибели ты, безусловно, совершенно утратил уравновешенность. Поэтому не пытайся выискивать смысл в совершенных тобою поступках. Ты его не найдешь. Ты не прислушивался к голосу разума и не слушал моих увещеваний. Откровенно говоря, я действительно не знаю ни подлинного содержания твоих деяний, ни причин, побуждавших тебя к их совершению.
Голос Стефоми звучал устало, и, внимательно посмотрев на его лицо, я увидел весьма заметные мешки под глазами. Когда я спросил о причинах, он ответил с несвойственной ему нервозностью:
— Оно начинается, Габриель. Все готово к началу. Удивительно, что ты, имея доступ в Смежность, этого не чувствуешь. Разве у тебя не случались странные сны? Не возникали видения в зеркалах и прочие подобные явления?
— Это у меня было с самого начала, — ответил я, возвращаясь в мыслях к недавним ночным появлениям Лилит, но не имея желания обсуждать их с моим саркастически настроенным другом.