Этот сукин сын хуже, чем она думала!
— Если у вас с ним роман, то это ваше дело. Я в этом деле вам не судья. Но… — он обвел взглядом присутствующих в студии, — но если вы пришли на мое шоу, тогда, милая моя, это и меня касается тоже, и я могу беседовать с вами обо всем, о чем пожелаю…
Ювеналий слушал, что говорит Говард, и в то же время старался уловить, что шептал ему Август сквозь стиснутые зубы, мучительно, с большим трудом.
— Она сломает тебя и разрушит все то, ради чего мы живем. Избавься от нее. Откажись от нее. Скажи ему, чтобы он принес сюда микрофон. Я скажу ему то, что сказал тебе. Я не обвиняю тебя за то, что ты натворил. Это не твоя вина. Это ее… — Обессиленный Август закрыл глаза. Из груди вырывались хрипы.
Линн в это время говорила Говарду Харту о том, что он не беседует с людьми, а ведет себя как глухарь на токовище. Доказывает то, что и так ясно. Между прочим, ему не мешало бы зарубить себе на носу, что знающий не доказывает, а доказывающий не знает…
Ювеналий бросил взгляд на монитор, стоявший возле кровати. Говард, как всегда, скалился, обнажив свою вставную челюсть. А несчастный Август хрипло дышал…
— Август, ты слышишь меня? — Ювеналий склонился к нему.
Тот открыл глаза.
— Послушай, я сожалею о том, что случилось, — сказал Ювеналий. — Но в голове у тебя полно всякого хлама.
Он направился к псевдобиблиотеке. В это время Говард готовился читать вслух сообщения, полученные от телезрителей.
Линн наблюдала за ним.
— А он прав, — сказал Ювеналий. — Ты могла бы не появляться здесь, тебя никто за руку не тянул… И незачем сердиться!
Линн промолчала. Ювеналий взглянул на Августа, затем на Линн.
— Что говорят великие? Если ты сердишься, значит, ты не прав.
— Я не сержусь, я возмущаюсь…
— Он представил все так, будто мы что-то скрываем.
— Хочешь, чтобы я рассказала ему все, обрисовала, так сказать, клинический случай?
— Думаю, ты должна использовать свои слова, а не его.
— Тогда в эфире будут звучать «бипы» и покашливания?
— Разве это столь важно?
ebooksa