Она неохотно отвернулась от окна, подошла к двери комнаты и выглянула в коридор. Он простирался влево минимум на десять метров и примерно настолько же вправо, оба его конца были погружены во мрак. Она охотно попросила бы слуг зажечь здесь несколько фонарей, но не смогла обнаружить никаких газовых ламп и уже представила себя бредущей каждый вечер по бесконечным коридорам со свечами в руках, словно привидение. Она задрожала при этой мысли, затем прыснула со смеху. Получалось как-то уж слишком романтично.
Служанка с ужином не появлялась, а Сендрин постепенно начала испытывать голод. Прежде всего, она не отказалась бы от большой чашки горячего чаю. Сендрин закрыла дверь и вновь огляделась по сторонам. Ей следовало бы переложить содержимое дорожных сумок в шкаф, но у нее не было настроения это делать. Все равно кто-то должен был сначала постирать и погладить ее вещи.
Вместо этого ее снова потянуло в эркер. Когда она опять посмотрела из окна на луг, ей показалось, что термитник изменил свою форму. Но это не могло произойти за такое короткое время! Тем не менее было видно, что вершина конуса разветвилась, образовав пять слегка искривленных новых наростов различной высоты — словно рука с растопыренными пальцами. «Глядишь, она еще начнет двигаться, — подумала Сендрин с нервной улыбкой, — пожалуй, она хочет заманить меня».
Она довольно резко отвернулась и, испытывая тяжесть в голове, снова прилегла на кровать. Сендрин тотчас заснула и проснулась лишь тогда, когда ей наконец принесли еду.
Глава 3
Утром ей на серебряном чайном столике подали завтрак в комнату. Служанка сообщила ей, что хозяйка позже зайдет за нею, чтобы отвести в комнату для занятий. Сендрин едва успела выпить первую чашку кофе, как в дверь постучали. Она поспешно вытерла губы салфеткой, затем подошла к двери и открыла ее.
— Доброе утро, фрейлейн Мук.
На Мадлен Каскаден была такая же одежда, как и накануне: узкие брюки для верховой езды и бежевая рубашка. Ее длинные волосы снова были высоко заколоты, правда, немного тщательнее, чем вчера.
Сендрин надела свое лучшее платье, но в таком доме она выглядела в нем как обычная служанка. Она купила его на первые самостоятельно заработанные деньги незадолго до отъезда Элиаса. Тогда она несколько месяцев должна была проходить практику в семье одного бременского купца; люди не были обязаны ей за это платить, но она так пришлась по душе хозяйке дома, что та на прощание подарила Сендрин маленький, туго набитый кожаный бумажник.
Мадлен окинула Сендрин взглядам сверху вниз и сказала:
— Вашу одежду приведут в порядок в течение дня, не беспокойтесь об этом. После такой поездки все должно было смяться. У вас была на корабле возможность отдать в чистку ваши вещи?
— Разумеется.
— Какое счастье! Времена меняются. Когда мы перебирались сюда, не было ничего подобного. Только лохань под палубой, которой пользовались все подряд.
Сендрин вежливо улыбнулась и последовала за Мадлен по коридору.
— Как долго вы проживаете на Юго-Западе?
— Мой муж был одним из первых офицеров, приехавших сюда. Это было… дайте-ка подумать… двадцать девять лет тому назад.
— Ваш муж недолго оставался военным, раз он смог все это построить.
— Он вскоре подал в отставку, правда, против моего желания. Но сегодня я должна признаться, что он сделал правильный выбор. Впрочем, в то время так никто не считал, в том числе и он сам. Он стал старшим рабочим на руднике, сделался незаменимым и за несколько лет дослужился до члена правления. Вскоре после этого у него уже был контрольный пакет акций. Дело расширялось, разрабатывались новые участки, их становилось все больше. Через семь лет после его ухода с военной службы мы смогли обустроить для себя этот дом, а я ожидала первого ребенка.
— Простите мою нескромность, но вы прибыли сюда уже как супруги или…
— Нет-нет, — перебила ее Мадлен. — Мой муж приехал на Юго-Запад со своими родителями. Я была компаньонкой его матери, жуткой женщины, можете мне поверить. К счастью, скоро они отделились от нас. Немного позже мы с Титом сочетались браком.