— Точно так же и земля имеет свой народ, и птиц, и рыб.
— И огонь тоже? — спрашивает Кэтчи.
— Так говорят, хоть никто и не пытался выпустить его наружу, чтобы проверить.
— И так будет всегда?
— Да, пока одна из стихий не уничтожит остальные. Но этого не произойдет никогда.
— Почему? Земля сильнее всех!
— Сильнее, но ветер быстрее. Ветер летает быстро, но вода изменяет форму. Вода изменчива, но огонь может воспламенить весь мир. Огонь зажигает, но земля восстанавливается. Так и идет. Каждая стихия нуждается в трех остальных.
Кэтчи выдирает куст одуванчика из шкуры рыбины, сдувает с него тысячи легких белых звездочек.
— И поэтому все они держатся вместе?
— Так говорят.
— А как считаешь ты, Смотритель?
— В этом и кроется
Кэтчи вспоминает каменных птиц, вынутых из груди Кери, вздрагивает, представив себе, как чувствовал себя муж Агги с деревом в голове. Хаммель прав — все связано.
Кэтчи долго обдумывает все сказанное. Она врезается ножницами в сплетение веток в самой гуще кустов, потихоньку очищает от растительности бок рыбины и покачивается на балках. Пригнувшись под паутиной натянутых веревок, она прокладывает путь к голове, пока не опускается на самое дно рва, и голова уже нависает над ней, загораживая небо, как нависают скалы над пляжем. В этой пещере Кэтчи слышит, как шелестит трава, она снова прислушивается, и слышит шорох крыльев, но за всем этим ухо улавливает музыку внутри рыбины.
Глаза рыбины, маленькие, но выразительные, таящие боль и страх, приковывают взгляд Кэтчи. Она видит в них еще что-то, похожее на выражение глаз женщины, найденной утром на берегу. Там какая-то тайна, но она ускользает, улетает за пределы окружающего мира и влечет за собой Кэтчи сильнее, чем когда бы то ни было.
Хаммель молча работает рядом, и Кэтчи задает следующий вопрос:
— Почему ты помогаешь рыбине?
— Мне ее жаль.
— И только?
— Только поэтому.