Лучшее за год 2005. Мистика, магический реализм, фэнтези ,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я не могу понять вашу семью, — сказала она.

— Я тоже не могу.

— Твой дедушка хранил это для тебя, Сет.

— С каких пор?

— С того времени, еще до твоего рождения. До того, как родился твой отец. Прежде чем он вообще представил себе, что ты можешь появиться на свете.

На этот раз, когда чувство вины пришло ко мне, оно смешалось со страхом того, что это скоро кончится, и меня прошиб пот, и я почувствовал, что, должно быть, заболеваю.

— Тебе нужно поесть как следует, — прикрикнула на меня Люси.

Я взял свою вилку, расплющил кусок сосиски на поджаренном хлебе и сунул хлеб в рот.

Я ухитрился откусить еще несколько раз. Как только я отодвинул тарелку, Люси швырнула бубен мне на колени. Я играл, а она пела, и стены хогана, казалось, вдыхали и выдыхали воздух, очень медленно. Я чувствовал себя словно под действием наркотика. Потом я подумал: а что, если это так и было? Может, они прыснули чего-нибудь на хлеб? Был ли это следующий шаг? И к чему? К тому, чтобы уничтожить меня, думал я, почти завороженный. «Уничтожить меня», и мои руки слетели с бубна, а Люси остановилась.

— Ладно, — сказала она. — Должно быть, уже хватит.

Потом она, к моему удивлению, резко пододвинулась, заправила пряди моих волос мне за уши, затем коснулась моего лица на мгновение, когда она брала у меня бубен.

— Пришло время твоего странствия, — сказала она.

Я уставился на нее. Стены, как я заметил, вновь стали недвижимы. Странное чувство во мне усиливалось.

— Какого странствия?

— Тебе будет нужна вода. И я соберу для тебя еду. — Она выскользнула за занавес, и я вышел вслед за ней, потрясенный, и почти налетел на кресло с моим дедом, стоявшее у самого выхода из хогана, у него на голове лежало черное полотенце, чтобы его глаза находились в тени. Он был в черных кожаных перчатках. Его руки, подумал я, должно быть, горят, точно в огне.

В тот же момент я заметил, что Люси больше не было с нами, шипение из кислородного аппарата стало более отрывистым, и губы моего деда шевельнулись под маской.

— Руах.

В это утро мое прозвище прозвучало почти с любовью.

Я ждал, не в силах отвести взгляд. Но шипение кислорода снова стало ровным, похожим на шелест листвы под порывом ветра, и мой дед больше ничего не произнес. Прошло несколько мгновений, и вернулась Люси, несущая красный рюкзак, который она вручила мне.

— Следуй за знаками, — сказала она и повернула меня лицом в противоположную сторону от дороги, в голую пустыню.