— Что там случилось? — спросила моя сестра с другого конца подвала. Она сидела на лестнице. — Похоже, еще один папочкин проект зашел в тупик.
— Похоже на то, — сказал я, возвращаясь к лестнице.
— Как ты думаешь, у этого парня было много денег?
— Не знаю. Может быть. Он собирал пожертвования для какой-то организации.
— Вот и славно. Мы с мамой вернулись без копейки, хотя вроде бы ни на что особо не тратились.
— Куда вы ездили? — Я присел на ступеньку рядом с ней.
— Ты же знаешь, что мне нельзя об этом говорить.
— Но я не могу не спросить.
Немного помолчав, она прошептала:
— Дэниэл, ты знаешь, что такое гермафродит?
Я старался никак не выдать своей реакции на вопрос сестры, даже несмотря на то, что он вызвал у меня массу воспоминаний и эмоций. Вот что смутило меня в теле детектива: я всегда полагал (во всяком случае, воображал), что разделение половых органов у мужчин и женщин было строгим и однозначным. А у детектива, как я уже говорил, было и то и то… В общем, все было перемешано.
Спасибо тебе, Элиза.
Несмотря на то что мать запрещала ей о чем-либо мне говорить, сестра всегда находила способ рассказать мне — пусть и полунамеками — о том, что они делали.
— Почему ты об этом спрашиваешь? — прошептал я. — Ты что, видела кого-то такого, когда была с мамой?
— Вовсе нет, — ответила она.
— Ты должна сказать мне, Элиза! Мама… Мама говорила обо мне… Говорила обо мне с тем человеком?
— Я не знаю. Я не знаю, правда, — сказала Элиза и пошла вверх по лестнице.
Дойдя до верхней ступеньки, она остановилась и спросила:
— Когда все это закончится, Дэниэл? Между тобой и мамой? Каждый раз, когда я заговариваю о тебе, она просто молчит как рыба. Это же бессмыслица!
— Это силы загрязненной вселенной, — сказал я патетически.