— Вздор, конечно, — заметил мой друг, на его лице не появилось и тени улыбки, — но тем не менее вдохновенный и очень опасный вздор.
В конечном счете из дворца пришло известие о том, что королева удовлетворена сведениями, которые удалось собрать моему другу в ходе расследования, и дело было закрыто.
Однако я сомневаюсь, чтобы мой друг оставил все так, как есть: все будет закончено только в тот момент, когда один из них убьет другого.
Я сохранил послание. Рассказав об этом деле, я затронул темы, говорить о которых вовсе не следовало бы. Благоразумный человек, вне всякого сомнения, сжег бы эти страницы, но мой друг научил меня тому, что даже пепел может раскрыть свои секреты. Поэтому я помещу эти записи в ячейку, арендованную в сейфе банка, с распоряжением вскрыть ее только после того, как все живущие ныне уже будут мертвы. Хотя в свете последних событий, происходящих в России, положенный срок может истечь быстрее, чем это представляется кому-либо из нас.
Натан Баллингруд
По воле волн
Натан Баллингруд, бармен по профессии, работает и живет в Новом Орлеане.
Он не был похож на человека, который мог бы изменить ее жизнь. Это был крупный мужчина с рельефной мускулатурой, которую можно приобрести только за долгие годы работы на морской буровой платформе. К тому же он явно был склонен к полноте. Лицо его было широким, некрасивым, хотя и не вызывало неприязни. Казалось, всю жизнь он только и делал, что раздавал и получал удары. На нем был коричневый плащ, защищающий своего владельца от легкой утренней измороси и от некой смутной опасности, витавшей в воздухе. Мужчина тяжело дышал и двигался медленно. Найдя свободное место у окна с видом на море, он грузно плюхнулся на стул и, взяв со столика заляпанное сиропом меню, погрузился в чтение. Он изучал меню внимательно, как усердный студент изучает текст на среднеанглийском. В общем, этот человек ничем не отличался от остальных посетителей этой забегаловки. Он было мало похож на знамение судьбы.
В тот день над Мексиканским заливом и над всей землей стояла ясная и безветренная погода. Небольшой городок Порт-Фуршон прочно обосновался на южном побережье Луизианы, а за ним, насколько хватало глаз, раскинулась водная гладь. С берега невозможно было разглядеть ни буровые вышки, ни тем более работающих там людей, хотя именно на них держалась вся городская экономика. Ночью платформы освещались, и их огни тянулись вдоль линии горизонта, как лампы в вестибюле.
Утренняя смена Тони подходила к концу, столовая уже опустела. В эти спокойные, размеренные часы Тони любила стоять на балконе и смотреть на воду.
Все ее мысли вращались вокруг неприятного телефонного разговора, который состоялся у нее сегодня утром. Звонили из детского сада, куда ходила ее трехлетняя дочь Гвен. Тони сообщили, что Гвен агрессивно реагирует на мужской персонал садика: плохо ведет себя, кусается, а когда воспитатель наклоняется к ней, чтобы успокоить, пытается лягнуть его в бок. Всего несколько дней назад к Тони подошла женщина из социальной службы, которая явно дожидалась ее прихода. Ласковый, сахарный голос этой дамы и то, как она прикоснулась к ее руке, вывели Тони из себя. «Никто не осуждает вас, мы только хотим помочь», — заявила сотрудница социальной службы. Она что-то сказала про психолога и начала расспрашивать Тони о доме. Тони ужасно смутилась и разозлилась и, чтобы хоть как-то отделаться, пробормотала обещание встретиться и поговорить в ближайшее время. Тони угнетала мысль о том, что ее дочь в столь раннем возрасте демонстрирует признаки неспособности к социальной адаптации. Молодая женщина чувствовала себя покинутой и беспомощной.
Она вновь вспомнила Донни, который бросил ее несколько лет назад, чтобы переехать в Новый Орлеан. Тони было тогда двадцать три, и она осталась одна с ребенком на руках. В это утро, стоя у перил балкона и глядя на волны, неустанно бьющиеся о берег, Тони пожелала своему бывшему приятелю сдохнуть. Пожелала искренне, надеясь, что ее проклятие сбудется, где бы он ни находился.
— Вы уже решили, что закажете? — спросила Тони у клиента.
— Э-э… Только кофе, — Мужчина посмотрел сначала на грудь официантки, а потом взглянул ей в глаза.
— Со сливками и с сахаром?
— Нет, спасибо. Просто кофе.
— Как вам будет угодно.