— Оно ни о чем не сказало мне, Ян. Оно только показалось мне капельку знакомым — так, словно я видел уже когда-то этого человека.
Он покачал головой:
— Нет, сударь, этого человека вы не видели никогда. Однако еще не так давно вы видели…
— Кого? Кого я видел не так давно?
— Его брата.
— Брата?
— Да, сударь. Его родного брата собственной персоной.
В голове моей что-то забрезжило, но это "что-то" никак не хотело принимать реальные очертания.
— Постой-постой, но кто же его брат? Кто, Ян?
Он оглянулся на дверь, а потом торопливо приблизил свое лицо к моему.
— Управляющий Волчьего замка, сударь.
— Карл?!
— Да, Карл.
И — не помню уже которая за эту неделю по счету — немая сцена.
Глава XVIII
Нe знаю уж, к счастью или наоборот, да только немым сценам не суждено длиться вечно. И эта не явилась исключением — она была бесцеремонно нарушена грохотом тяжелых башмаков по коридору, и в комнату ввалились двое ушедших за священником мужиков, которые несли в руках довольно объемистый и нелегкий на вид сверток, тщательно запакованный в грубую мешковину. Святой отец появился следом.
Они приблизились к столу и бережно опустили свою ношу на гладко обструганные доски. Ян и священник, вооружившись тонкими острыми резаками, принялись распарывать мешковину и доставать из-под нее весьма неожиданные предметы.
Сперва на стол легли штук пять огромных длинных ножей несколько странной формы: скорее даже они походили на латиноамериканские мачете, с одним, впрочем, отличием — концы их, сантиметров на восемь — десять, были покрыты заостренными как у столярной пилы зубьями, и я невольно поежился, представив на миг эффект, который произведут эти зубья, если вонзятся в тело и начнут кромсать живую плоть. Да, раны, нанесенные таким оружием, были бы ужасны.
Затем священник достал из мешка два необычной конфигурации топора, чем-то похожих на средневековые алебарды или секиры, только чуть меньших размеров. Кузнец и садовник тотчас же отошли в сторонку и принялись насаживать их на длинные, гораздо длиннее обычных, топорища. Священник же и Ян все продолжали извлекать на свет божий новые и новые орудия смерти, и в какой-то момент у меня, честное слово, даже закружилась голова — настолько ужасным, нечеловечески жестоким и беспощадным выглядело это оружие, и настолько противоестественным и антигуманным был вид худой и сутулой фигуры священника, склонившегося над ним как ястреб.
Через пару минут на столе лежали: несколько пяти- и семихвостых плеток, каждый "хвост" которых заканчивался искусно и прочно вшитым в кожу осколком острого кремня; четыре трехгранных кинжала, напоминавших старинные мизерикордии, с крестообразными рукоятками; короткие, остро заточенные стальные пики с зазубренными как гарпун наконечниками и еще несколько рубящих, колющих и режущих предметов странной формы, аналогов которым я никогда в жизни не видел.