Я вздохнул:
— А кто же будет прислуживать мне за столом? Я так ослабел от голода и слез, что, боюсь, не подниму сам даже бутылку.
Она звонко рассмеялась:
— Только что вы держали целый поднос!
Я удивился:
— Разве? Значит, то была агония, дорогая. Да будет вам известно, у некоторых людей перед смертью, вследствие судорожного сокращения мышц, силы удесятеряются, и тогда они способны на что угодно, а не только подержать поднос. Но это быстро проходит, и потом наступает конец.
От смеха ее белоснежные зубки чуть-чуть прикусили ее розовые губки.
— Но вы вовсе не похожи на умирающего, сударь, — безуспешно пытаясь оставаться серьезной, проговорила она. — По-моему, даже наоборот.
— Это все благодаря вам, — пояснил я. — У меня начали уже было холодеть руки, но тут как фея из сказки явились вы — и вот я спасен, ура! Правда, — скосил я глаза на девушку, — то, что вы принесли, пища в основном материальная, а ведь усталому путнику так нужна еще и духовная…
Ее алые щечки вдруг побелели.
— А что еще нужно усталому путнику? — ледяным тоном поинтересовалась она.
Как подкошенный рыцарь, я рухнул со стула прямо на одно колено.
— Ничего! Клянусь, ничего! Я только думал…
Она больше не улыбалась.
— Если вы думали, что я по первому вашему слову побегу в парк, сударь, то вы ошиблись.
Я растерялся.
— Ну почему же обязательно в парк? Давайте сходим еще куда-нибудь… хотя бы на пруд…
Девушка вспыхнула:
— Может быть, это у вас в столице богатым господам достаточно лишь поманить пальцем, чтобы несчастные служанки исполняли все их прихоти. Но здесь не столица, сударь! — Она грозно, но очень мило топнула ножкой. — Не столица! Так и запомните… бабник!
Оскорбленный до глубины души "бабником" и прекрасно зная и без нее, что здесь не столица, я удрученно вернулся на стул и снова завладел ножом и вилкой. Всем своим жалким видом я являл теперь воплощенную скорбь и обиду, а каждый квадратный сантиметр моего измученного тела, казалось, словно вздрагивал от безжалостных и несправедливых ударов бича клеветы и такого вопиющего непонимания.