— Экая самонадеянность! Которая, сдается мне, скорее говорит о твоем чувстве юмора, чем о болезни ума.
— Я говорю правду, — отвечал голос внутри Антония.
— Если бы это было правдой, — парировал Антоний, — то она не равнялась бы даже одной миллионной части той великой истины, коей является вера в Господа и Его договор, заключенный с человечеством.
Но Антоний знал, что, покуда дьявол притаился в нем, позаимствовав голос его собственных мыслей, ему не удастся утаить своей готовности поверить в то, что их мир на самом деле мог быть не более чем заурядным камнем, покорно кружащим вокруг обычной звезды в тривиальной галактике Вселенной, столь огромной, что не найдется зрения столь острого, чтобы пробиться в ее глубины, и разума столь могущественного, чтобы распознать ее удел.
Однако весьма любопытным оказалось то, что дьявол будто бы не заметил этой непроизнесенной мысли, порожденной скорее страхом, чем сомнением.
— Не всегда Вселенная была такой, — продолжал Сатана. — Сначала, четырнадцать миллионов лет назад, она была крохотной. До сих пор она расширяется, хотя ныне гораздо медленнее, нежели прежде, и так будет до тех пор, пока последние странствующие звезды не израсходуют свой угасающий свет и тьма не опустится на безжизненное пространство навсегда.
— Бог сказал: «Да будет свет», — напомнил искусителю Антоний. — Он не говорил: «Да будет свет навеки». Но какая разница, коль скоро наши души в безопасности на его попечении?
— души? — переспросил дьявол.
— Души людей, — поправился Антоний. — По крайней мере, те человеческие души, которым удалось избежать твоих темных когтей.
Облако словно замерло в пучине космоса, которая внезапно завертелась в каждом мыслимом направлении, целые звездные системы удалились, став лишь точками мерцающего света.
— Не столь это ужасно, — шептал дьявол, — по сравнению с пустотой внутри атома, где материя распадается на живую математическую категорию и изменчивость отвергает определение твердости. Как бы мне хотелось показать тебе это, но око человеческого разума не способно на подобное воображение. Поверь мне, что внутри, как и снаружи, находится пустота и материя является более разреженной, чем ты можешь себе представить.
— Нет пустоты там, где есть Бог, — отвечал Антоний. — А Бог вездесущ. Разве только неведом Он твоему мятежному сердцу, откуда Он был столь грубо изгнан.
Говоря эти слова, отшельник ощущал, что жажда крови становится все более и более нестерпимой; такое проклятие наслал на него дьявол, дабы возросла уязвимость Антония к абсурдным речам Сатаны.
Пустынник изо всех сил пытался скрыть свою следующую мысль, но в конце концов рассудил, что ему незачем скрывать от дьявола то, что он все еще предан Богу.
— Теперь я вампир, — продолжал он, не дожидаясь ответа на предыдущую фразу. — Но грешен не более, чем в мою бытность человеком. Жажда моя велика, но я верю, что Господь убережет меня от зла. Я не стану пить человеческую кровь, как бы нестерпима ни была томящая меня жажда. Если моя жизнь должна стать столь суровым испытанием, то я все равно выстою.
— А что, если ты будешь жить вечно? Если не сможешь умереть? — шепнул дьявол. — Что же будет тогда, друг мой? Что, если твоя жажда станет столь же безграничной, как непрестанно растущая бездна космоса?
— В конце концов, — напомнил Сатане Антоний, — последняя звезда израсходует остатки света и тьма окутает мир навсегда. С Божьей помощью со мной ничего не случится.
Вокруг Антония сгустилось облако. Потом прошло через него, словно выворачивая наизнанку или вытягивая его в четвертое измерение, неподвластное глазам человека, — но затем тьма межгалактической бездны обернулась знакомой темнотой земной египетской ночи. Антоний обнаружил, что, преклонив колени на камне и вглядываясь в пустынные дюны, стоит на краю утеса неподалеку от своей крепости.
Отшельник склонил голову и уже собирался возблагодарить Бога за избавление, но тут краем глаза заметил какую-то тень. Похоже на то, что тень отбрасывал человек, но Антоний-то знал, что доверять внешнему виду не стоит.
Он обернулся и оказался лицом к дьяволу, который нынче предстал перед ним в облике александрийского философа, который, как решил Антоний, скорее напоминал эпикурейца, чем неоплатоника.
ebooksa