Место льва

22
18
20
22
24
26
28
30

— Должна пойти и разыскать твоего друга.

Он серьезно посмотрел на нее.

— Я думал пойти и сделать это сам, — сказал он, — но сейчас, к сожалению, не могу. А почему ты думаешь, что должна искать его?

— Ну, из-за того, что ты рассказал, или из-за Абеляра, — сказала она, слабо улыбаясь. — Отцу я не нужна.

— Нет, — ответил он. — Я думаю, твой отец уже почти мертв. Я так подумал, когда он только впустил меня, перед тем как я нашел тебя лежащей на полу.

Она опять вздрогнула.

— Дорогой, это было ужасно, он же оттолкнул меня, — сказала она.

Он снова ответил, глядя на нее сверху вниз одновременно нежно и жестко:

— А ты, когда дошло до дела, ты разве не оттолкнула?

Они еще долго разговаривали. Дамарис с его помощью постигала свое сердце, открывая темные углы, где притаились довольно скверные помыслы. Они даже не слышали шума толпы, собравшейся посмотреть на рухнувшие дома.

Зрелище почему-то забавляло людей. Один рассказывал, как упала балка, другой со смехом вспоминал, как рухнуло ограждение… Но их голоса не вывели из оцепенения мистера Тиге, лежавшего у себя наверху, вытянувшись на кровати. Мистер Тиге больше не желал двигаться. Его сознание полностью захватило живописное видение, и красота, которой он предложил всего себя, безоговорочно приняла эту жертву и мягко поглотила его.

В городе развития событий ждали живые форпосты вторжения — Ричардсон, Фостер и Дора Уилмот, — каждый по-своему. За городом продолжались изменения, они уже охватили довольно большой круг, в центре которого стоял дом Берринджера. Все птицы, насекомые и звери в пределах этого круга исчезли — все, кроме овец: казалось, они одни на своем поле ничего не знали об Ангелах другого мира. И возможно, даже среди этих Принципов и Господств никто, кроме Добродетели, которую Энтони разглядел в бездне и которая в своем земном обличье помогла ему рассеять страх другого образа, все еще бросающего вызов самонадеянному уму, — никто, кроме Добродетели, не понимал этой овечьей безмятежности, не понимал, из каких еще больших глубин духа должна была явиться Невинность, осенявшая их.

Глава двенадцатая

ТРИУМФ АНГЕЛОВ

Уже повернув обратно к дому, Ричардсон внезапно решил туда не возвращаться.

Он еще не отошел от видений, внутри все еще отдавался стук летящих копыт, но дух его жаждал совсем иного. Пережитое видение мешало достижению желанной цели, и оно же поставило точку в его колебаниях и сомнениях. Он покорился. Это было немного странно, поскольку до сих пор он считал, что предел его устремлений не зависит ни от естественных, ни от сверхъестественных явлений. Одинокая жизнь Ричардсона лишь усиливала внутреннее сосредоточение, которое он избрал для себя и которого неукоснительно придерживался. Даже его отношения с Берринджером лишь частично облегчали суровость его служения, сами однако не являясь частью этого служения. Случай помог ему обрести работу среди книг, и теперь во многих из них он находил рассказы о многих путях, которые все равно есть один-единственный Путь. Но не книги, символы или мифы вели его по Пути. Метод Ричардсона сводился к достижению того внутреннего небытия, того ничто, в котором и только в нем и заключена основа бытия. А для этого необходимо обособить чувства и мысли, ибо внутреннее ничто в них не нуждалось.

Привычным усилием воли Ричардсон отвлекся от воспоминаний о лошадях и сосредоточился на Небытии. Погрузившись в себя, он едва ли замечал, куда идет, пока не ощутил знакомые симптомы внутренней усталости. Он расслабился и по привычке начал бормотать про себя Дионисия, того самого, над которым трудилась Дамарис: «Он не имеет силы и сам Он — ни сила, ни свет; Он не живет, и Он не есть Жизнь; а также не есть Он ни существо, ни вечность, ни время: Его прикосновение непознаваемо: не есть Он также ни знание, ни истина, ни царствование, ни мудрость…»[40] Дойдя до конца длинной фразы, Ричардсон огляделся. Он стоял посреди улицы в одном из довольно бедных районов города, достаток обитателей которого скорее походил на недостаток. Неподалеку владелец табачной лавки закрывал на ночь ставни; они узнали друг друга и раскланялись.

— Чудное что-то с этими телефонами, — сказал лавочник.

— А что с ними такое? — вежливо, но без интереса спросил Ричардсон.

Лавочник помедлил с ответом.