— Видите ли… — в который раз перебил ее Роберт.
Штефан уже не сомневался, что подобные действия его шурина объяснялись отнюдь не его невежливостью или бестактностью. Он был знаком с Робертом довольно долго и знал, что тот никогда ничего не делает просто так, а потому тактика разговора с Хальберштейн наверняка была продумана им заранее.
— Видите ли, — повторил Роберт, — очень важно, чтобы вся эта история получила как можно меньше огласки.
— История? — Хальберштейн внезапно нахмурилась. — Извините, господин Ридберг, но я нахожусь здесь не по поводу какой-то там истории. И меня не интересуют ни политика, ни дипломатические отношения. Речь идет о ребенке, которого…
— …пока еще никто официально не разыскивает, — перебил ее Роберт, по-прежнему улыбаясь, однако он говорил теперь чуть резче и немного громче. — Его родителей, по всей вероятности, уже нет в живых, да и сам он наверняка был бы уже мертв, если бы моя сестра и ее муж не натолкнулись на него.
— Возможно, — сказала Хальберштейн. Несколько секунд она растерянно переводила взгляд с одного из сидевших перед ней людей на другого, а затем открыла свою сумочку, вытащила из нее сигарету и, прежде чем снова заговорить, закурила. — Но существуют определенные правила, которые мы должны соблюдать. Ваша сестра привезла из-за границы ребенка, о котором мы ничего не знаем. Мы не знаем его имени, и нам ничего неизвестно ни о судьбе его родителей, ни об обстоятельствах, при которых он… — Хальберштейн на мгновение запнулась и нерешительно посмотрела на Ребекку. — Был брошен. Даже если все произошло именно так, как вы рассказали, тут может идти речь о преступлении, и с этим необходимо разобраться.
— Единственное преступление — это то, что мы нашли Еву, — резко произнесла Ребекка.
Хальберштейн затянулась сигаретным дымом и повернулась к Ребекке. Штефан мысленно восхитился самообладанием этой женщины. Впрочем, она, наверное, и вправду, как уже говорила, привыкла разговаривать с людьми, на которых давили сложившиеся обстоятельства, а также привыкла к тому, что эти люди в свою очередь пытались давить на нее.
— Я вполне могу вас понять, госпожа Мевес, и даю вам слово, что мы постараемся рассмотреть данное дело без лишних формальностей и так быстро, как это вообще возможно. Однако определенные правила должны быть соблюдены. Я не знаю, что кроется за всей этой историей, но могу вас заверить, что благо ребенка для нас намного важнее, чем какие-то там дипломатические осложнения.
Ребекка уже открыла рот, чтобы ответить что-то язвительное, но ее брат резким жестом заставил ее замолчать.
— Это мне понятно, — сказал он. — И должен заявить: я вовсе не хочу оказывать на вас какое-либо давление или угрожать вам.
— От этого было бы мало толку, — холодно заметила Хальберштейн.
— А если бы даже и хотел, то начал бы наш разговор совсем по-другому, — невозмутимо продолжил Роберт. — Я всего лишь прошу вас отнестись к данному делу как к исключительно деликатному.
— И только ради этого вы меня сюда вызвали? — спросила Хальберштейн. В ее голосе прозвучала обида.
Роберт покачал головой:
— Конечно, нет. Я хочу, чтобы вы еще кое-что узнали об этой девочке. Вы, полагаю, уже говорили с профессором Вальбергом.
— Еще нет. Медицинское заключение…
— …содержит, возможно, не все факты. Девочка… — Роберт бросил быстрый взгляд в сторону Бекки. —
Хальберштейн стала предельно внимательной.
— Какие именно? — спросила она.
ebooksa