Как интересен наш мир, не правда ли, божественный? Жаль, что мы не понимаем его от слова «совсем» – и наши орлы летят над ним низэнько-низэнько.
– Все понятно, – сказал я. – В закатном небе была большая туча, и Порфирий сравнил ее с Колоссом Солнца. В это время, наверно, он и послал запрос.
– Да, – ответил Ломас. – Но меня тревожит, что Порфирий заговорил про время и кровь. Совсем как эта литературная рыба. Уж не она ли его случайно надоумила?
– Вы же говорите, что он не может нас подслушать.
– Нас с вами – нет. А вот вас с рыбой…
– Скорее всего, совпадение, – сказал я.
– Про время и кровь – может быть. Но когда вы встречались с рыбой, Порфирий сделал запрос на тему «мизогиния в русской литературе позднего карбона». Тоже совпадение?
– Он послал такой запрос?
– Все в папке, посмотрите сами. Текст очень короткий.
Я взял следующий лист.
Императорский бот-комментатор AI 412
(Цитаты великих)
Мизогиния в литературе – ситуация, когда «хитрая, злобная и мерзкая сука обвиняет писателя в том, что его героини – хитрые, злобные и мерзкие суки, потому что ему не попадались другие женщины, умеющие любить, понимать и прощать»
(Г. А. Шарабан-Мухлюев).
О как. Это, конечно, не про мою рыбку. Карбоновые художники не кланялись летящим в них ядрам, это я уже понимал, но было действительно странно, что сразу в двух запросах Порфирия всплыли темы из моей подводной консультации.
– Что скажете? – спросил Ломас.
– Думаете, Порфирий все знает?
– Ну не все. Он вряд ли в курсе, что с рыбой говорил его друг Маркус. Скорей всего, просто получил доступ к стенограмме вашей беседы – корпоративные консультации архивируются, и грифа на них нет.
– Если это так, – сказал я, – теперь он может использовать теории рыбы в качестве скрипта. Мы пытаемся сообразить, по какому сценарию он будет действовать – и сами его пишем.