— Сплюнь.
— Зря ты сомневаешься, между прочим. Слухи ведь быстро расходятся.
Я постоял еще немного и молча пошел к дому.
— Ну а что, круто будет, — продолжал развивать свою мысль Нарышкин. Представляешь, какой-нибудь призрак-абориген прилетит к тебе из далекой Австралии?
— Мне как-то и своих хватает, — я обвел вокруг рукой. — Вон их сколько, зачем мне здесь еще аборигены какие-то? Тем более, что я и языка аборигенского не знаю.
— Не переживай, — хохотнул Лешка. — Насколько я уже успел узнать эту публику, он тебе быстро на картинках объяснит, что ему от тебя нужно.
Я остановился возле подъезда, поднял вверх руку и громко крикнул:
— Всем молчать и смотреть на меня.
Гомон вокруг меня стих. Теперь отовсюду послышались шепотки:
«Это он! Явился наконец-то!»
«Смотрите, пацан, как они и говорили!»
«Красивенький, какой!»
«Где его носило? Чтоб он всрался!»
Пора заканчивать это безобразие.
— Слушайте внимательно, чтобы потом без лишних вопросов. Всех не приму — это, я думаю, понятно?
В ответ раздался нестройный гул голосов, среди которых вообще ничего невозможно было разобрать. Пришлось опять поднимать руку и орать:
— Заткнулись все, или всех сейчас развею к чертовой матери!
О! Работает! Все заткнулись, как будто я волшебной палочкой махнул и у них одновременно дар речи пропал. Угроза похоже работает, надо будет взять ее на вооружение. Правда развеять я никого не мог, но они же об этом не знают, правильно?
— Вот так лучше, — уже можно было голос не повышать, вокруг стало тихо, как на кладбище. — Повторяю для особо одаренных — всех принимать не буду. Я тут вечно торчать не собираюсь. У меня, в отличие от вас, время — понятие не бесконечное. Я иногда еще и спать должен. Это понятно?
В ответ тишина. Понятно, значит. Молчание — знак согласия.