Она печально посмотрела на свои теннисные туфли, но включила душ и в одежде и обуви встала под него.
— Принесу чистую одежду, — сказала я.
Адам встретил меня в коридоре. Он подбородком показал в сторону ванной, откуда отчетливо слышался плеск.
— Запах, — сказал он.
— У нее одежда была грязная, — ответила я с некоторым самодовольством. — Даже обувь.
— Де… — Он не закончил слово. Адам старше, чем выглядит. Он вырос в пятидесятые годы, когда мужчина не мог в присутствии женщины произнести неприличное слово. — Дела, — без удовольствия поправился он.
— На дворе трава, на траве дрова, — согласилась я. Он оглянулся, поэтому я повторила с должным выражением: — «На дворетрава, на траведрова». Мой приемный отец все время говорил мне это. Он тоже был старомодным волком. И особенно подчеркивал — «траведрова». «Траведрова, Мерседес. У тебя нет здравомыслия, который Господь дает даже мелким яблокам».
Адам закрыл глаза и прислонился лбом к дверной раме.
— Если сломаешь вторую стену, ремонт встанет дорого, — с надеждой предположила я.
Он открыл глаза и посмотрел на меня.
Я развела руками.
— Отлично. Хочешь поддержать профсоюз плотников — твое дело. А теперь пропусти, я должна отнести Джесси одежду.
Он отодвинулся с преувеличенной вежливостью. Но когда я проходила мимо, шлепнул меня по заду. Больно шлепнул.
— Осторожней. — И проворчал: — Будешь вмешиваться в мои дела — можешь пострадать.
Идя к комнате Джесси, я ласково ответила:
— Последний мужчина, шлепнувший меня так, гниет в могиле.
— Не сомневаюсь.
В его голосе прозвучало удовлетворение.
Я повернулась к нему лицом, пусть у него глаза желтые и все такое.
— Я собираюсь снять кое-какие части для «синкро»[35]. На моем участке еще полно места.