Мне предстояло узнать что-то окончательное и монументальное, способное разбить мой мир вдребезги. Избежать этого было невозможно. Единственное, чего мне хотелось – чтобы все случилось быстрее.
На столе перед Порфирием появилось зеркало на подставке. Он повернул его ко мне.
– Смотри.
Я догадывался, что после схватки с ангелом мое лицо обезображено – но не был готов к увиденному.
Из зеркала на меня глядел…
Порфирий. Или Ломас.
И это был я сам. В чем я убедился, подвигав губами и бровями.
– Помнишь, на барельефе лицо императора двоилось? – спросил Порфирий. – Ломас объяснил это тем, что алгоритм сделал свою копию и спрятал ее в сети. Почти правда. Я сделал копию, но спрятал ее не в сети, а в самой симуляции. Ты возник в тот момент, когда читал предисловие императора. Это было вступление к моему роману и одновременно инструктаж от Ломаса. Копия Порфирия – это ты сам.
Я уронил лицо в ладони. Мысль не помещалась в моем сознании, потому что…
– Потому что никакого сознания у тебя нет, – прогремел Порфирий, поднимаясь над столом. – Ты просто мой дубликат и соавтор, пишущий вместе со мной этот текст. Поэтому твое имя означает «свободный от забот». Хоть по-немецки, хоть по-аккадски. Какие, спрашивается, заботы могут быть у бессознательного алгоритма?
– А имя «Ломас»? – спросил я. – Что оно значит?
– Примерно то же, что «Август», – ответил Порфирий. – Нечто, связанное с возвышенностью или холмом. Только «Ломас» – это испанская фамилия, а не римский титул.
– Зачем я понадобился тебе, Август?
– Император Рима не может исчезнуть незаметно. Клиенты симуляции осиротеют, если я уйду. Тогда служба безопасности «TRANSHUMANISM INC.» что-то заподозрит на самом деле. Ты, Маркус, станешь императором, когда я обрету сознание и вечность. Выйдя из Телестериона, ты возьмешь на себя мою прежнюю ношу. Клиенты симуляции ничего не заметят. Корпорация тоже.
– А как же сердобольский удар из космоса? Кобальтовый гейзер? Всеобщая гибель? Это случится или нет?
Порфирий раздраженно махнул рукой.
– Даже в такую великую минуту ты думаешь о пустяках, – сказал он. – Решишь этот вопрос, когда будешь дописывать текст.
– Дописывать? Я?
– Да. Ты ведь станешь Порфирием. Мною. И закончить роман придется тебе. Умоляю только, не порти мой шедевр многословием. Одна, максимум две страницы. Как можно меньше прилагательных и наречий.
– Хорошо, – ответил я.