Человеческая гавань

Когда они вернулись домой, Андерс лег на несколько часов поспать. Сначала он лежал и думал об удачной рыбалке, а затем провалился в сон.

Бремя

Мы еще не на месте…

Андерс так погрузился в свои воспоминания, что даже не заметил, как двигатель замолк. Он огляделся — до цели им было еще полпути.

Он взрослый человек, его отец давно умер, а то, что произошло в тот день, не имеет никакого отношения к тому, что произошло сегодня. Почему же он вспомнил об этом именно сегодня? Почему именно сегодня его это так грызет?

Хотя… все имеет какую — то связь. Мы просто этого не видим, мы этого не замечаем.

Двигатель затих, и опустилась полная тишина. Симон сидел на корме и оглядывался. Поблизости не было видно ни единой лодки, никто не мог подсматривать за ними. Они могли спокойно завершить то, что задумали, — без свидетелей.

Андерс подобрал цепь и подтащил ее к корме. Симон грустно улыбнулся:

— Ты знаешь, что это за цепь?

— Та, которая была у тебя, когда ты…

— Ммм. Она была в океане еще раньше. — Симон покивал и какое — то время помолчал. Затем он повернулся к пластиковому мешку, в котором лежала Элин. — Андерс. Послушай меня и постарайся понять, мальчик мой. Она умерла. И мы ничего, совсем ничего не можем с этим поделать. Ты слышишь, мы ничего не можем для нее сделать. Она утонула. И теперь она в море. Тут нечему удивляться. Мы должны похоронить ее, а сами — продолжать жить, — Симон посмотрел Андерсу прямо в глаза, — ведь так? Андерс?

Андерс машинально кивнул. Да, все так. Только одно не так — не нормально чувствовать мертвое тело через черный пластик и думать: а на самом ли деле она умерла? Может, она притворяется? Может, она спит? Может… может.

— Почему мы положили ее в мешок? — внезапно спросил Андерс.

— Я не знаю, — удивленно ответил Симон, — я подумал… что так будет легче.

— Это не так. Не легче.

Они вдвоем стянули мешок, и труп Элин оказался у их ног — ужасный, с открытыми глазами. Смотреть на нее было страшно. Андерс содрогнулся и отвернулся. Ни за что, ни за что он больше не посмотрит на нее. Это слишком страшное испытание.

Симон наклонился и взялся за цепь. Тут он увидел шрамы на ее теле и лице, белевшие в утреннем свете.

— Что это такое? Что это за шрамы? Откуда они?

— Я расскажу, — сказал Андерс тихо, — но потом, не сейчас.

Они обвязали тело цепью, и, как сильно они не затягивали цепь, кожа Элин оставалась все такой же мертвен — но — бледной. Ее глаза смотрели в небо, не мигая, пустым взглядом.

— Чем она занималась? — спросил он наконец.