Комната с призраком

— Мне известно, что личность свидетеля неприкосновенна и поэтому я не боюсь ваших угроз, — тихо, но твердо отвечал незнакомец.

— Довольно, уведите его, — приказал Великий Инквизитор, — его словам нельзя верить, ведь вся Севилья знает, что дон Стефен — еретик, да и обвиняемый этого не отрицает.

— Зачем же тогда вызывать свидетелей? — спросила таинственная маска.

— Уведите его прочь — он оскорбляет суд! — загремел Арбец, едва сдерживая свой гнев. — Снимите с него маску и вышвырните из дворца.

Палач поспешно увел свидетеля, и Арбец прошептал про себя:

— Странно, очень странно! Неужели Джозеф обманул меня? Да нет, наверное, его самого обманули! И голос — кажется я уже слышал его!

— Ваша честь, — шепотом обратился к нему один из судей, — мы думаем, что заключенный заслуживает пытки дыбою.

— Да исполнится воля Господня, — громко произнес Великий Инквизитор, — отведите обвиняемого в комнату пыток!

Подручные палача обступили дона Мануэля Аргосо и повели его в соседнюю залу, точнее — в огромный подвал.

Там находилась комната пыток.

Безрадостен и жуток был вид этого места. Повсюду глаз натыкался на страшные орудия казни. Веревки, тиски и стальные прутья, зажимы, ножи и лезвия бритв, гвозди, иглы и испанские сапоги висели вдоль стен или лежали грудами на низких полках. В дальнем углу пылала жаровня, и неверные тени плясали на закопченных стенах.

Два экзекутора с масками на лицах держали горящие факелы, двое других подвели губернатора к укрепленному на потолке блоку, с которого свисала длинная веревка.

На мгновение губернатору показалось, что он уже умер и перенесся в тот из миров, о котором в. Писании сказано, что там слышны «стоны и скрежет зубовный».

Спустя несколько минут в сопровождении остальных инквизиторов в камеру вошел Петр Арбец.

Обвиняемый стоял в центре жуткой камеры. Когда вошли судьи, ощущение реальности происходящего возвратилось к нему, и он с мольбою обратил глаза к небу — над его головой с потолка свисала дыба — от неожиданности он вздрогнул.

Петр Арбец и его помощники сели на скамью, чтобы до конца наблюдать безрадостную сцену; несмотря на твердость и непреклонность духа, дон Мануэль почувствовал, как в сердце его заползает страх. Он подумал о дочери, которой, возможно, предстоит пройти весь этот церемониал, и мужество покинуло его.

— Сын мой, — проговорил Петр Арбец, подходя к нему, — покайся в грехах своих; не огорчай нас, упорствуя в ереси, не заставляй нас исполнять суровые предписания, которые Инквизиция налагает на отступников.

Мануэль Аргосо молчал, но взгляд, брошенный им на Великого Инквизитора, выражал глубочайшее презрение к пытке.

Арбец сделал знак, и палач сорвал со своей жертвы верхнее платье, оставив несчастному только нательную рубашку.

— Покайся, сын мой, — еще раз обратился Великий Инквизитор, сохраняя участливый и мягкий тон. — Мы — твои духовные отцы, и наше единственное желание — спасти твою бессмертную душу. Покайся, сын мой, — только искреннее покаяние спасет тебя и отвратит от тебя гнев Господний.