– Надо вот как. Увезти мертвых на берег, подальше от города. Бросить у воды. Порубить новгородскими топорами, а один топор, сломав, положить рядом. Будто бы послов посекли ушкуйники разбойные. Тагыз знает, что новгородцы у нас озоруют. Заплатим половцам за недогляд гривен двести или триста. Возьмем еще в рост, после как-нибудь отдадим. Если хан захочет мстить Новгороду, пообещаем пойти вместе с половцами. Но он навряд ли захочет – больно далек путь… Перед погаными виниться будет тяжко. Но воевать с ними нам нельзя.
Многие, особенно из старых дружинников, с боярином согласились. Молодые молчали – ждали, что скажет Борис.
Тот поднялся. Неспешно походил по зале, поочередно глядя в лицо каждому.
– Эка дрожите-то. Будто листы под ветром. Воины – и войны боитесь? Рыба, воды боящаяся, и волк, леса бегущий, – на что они? Эй, Шкурята! Покажи, кто ланганов кончал! Пусть вперед выйдут.
К Борису протиснулись человек пятнадцать, все молодые – из тех кто вечно ходил за Борисом и жадно слушал его рассказы.
– А ну встаньте в ряд. Преклоните правое колено. И ты, Шкурята.
Князь вынул из ножен меч. Коснулся клинком Шкурятиного плеча.
– Жалую тебя, честной муж, родовым именем и знаком. Отныне будешь зваться рытарем.
То же самое он проделал с остальными и повторил точно такие же слова.
– Теперь поднимитесь. Вы – первые свиристельские рытари. Возьмем у поганых добычу – велю вам выковать серебряные шпоры. Прочие знайте: кто отличится в походе, получит такую же честь. И двойную долю от добычи. А добычи мы возьмем много. Я, пока в плену сидел, насмотрелся, сколько Тагыз-хан у греков добра награбил. Там и злато, и серебро, и ткани узорчатые…
Он начал расписывать, какие богатства привезли в свой Улагай половцы из Византии. Ингварь смотрел на воинов, каждого из которых знал с детства, и ему казалось, что он видит их впервые. У дружинников разгорались глаза, к лицам приливала кровь – и дело было не в алчности или не только в ней. Когда Борис заговорил о сладости победы, о великой славе, которую обретут те, кто одолеет поганых, молодые начали одобрительно шуметь, да и старые закивали.
Боярин, перебив Бориса, крикнул:
– А будет ли победа? Откуда? Сколько нас и сколько их? Что рты разинули, дураки? Это вам в степи лежать, воронов кормить!
– Может, и так, – легко согласился Борис. – Воинская судьба – она такая. Но, по-моему, лучше полечь со славой, чем идти к поганым на поклон. Ладно, соколы. Всё уж сказано. Решайте. Кто за то, чтобы в степь идти – подымай кверху кулак.
Лес сжатых кулаков поднялся над русыми, светлыми, черноволосыми, седыми головами. Нечего было и считать.
– Вот тебе ответ, Добрыня. – Борис снисходительно оглянулся на боярина. – Дружину сам поведу. Дорогу к Улагаю я хорошо знаю, было у меня время всё там высмотреть. Клюква, ты позаботься о припасе в дорогу. Чтоб у моих соколов ни в чем нужды не было. Завтра на рассвете выступаем.
– Эх, князь, князь, – горько шепнул бледному Ингварю боярин. – Говорил я тебе. Не уберег ты отчину. Быть Свиристелю пусту…
Что можно было за короткое время сделать – всё было сделано.
Городские ворота Ингварь велел запереть. Кто чужой приедет – пускать, но из Свиристеля не выпускать никого. Весть об убийстве половецких послов надо было держать в тайне.
Вечером Борис пображничал со своими «рытарями», но недолго – отправил всех спать, сказавши, что рано утром идти в поход, и завалился сам.
ebooksa