Бох и Шельма
– Будь ты проклят, убийца!
Татарка! Чужая, враждебная. И вся Русь, обрюхаченная Ордой, скоро станет такой же. Уже стала!
Не помня себя, мечом, красным от сатанинской крови, Олег нанес удар наотмашь. И потом еще плюнул на упавшее тело.
– Тьфу на тебя, тварь татарская! Христопродавица!
Вытер клинок о снег, спрятал в ножны. Перед взором расплывались багровые круги, в ушах будто бил барабан.
Что я наделал, Господи… Господи!
Он поднял лицо к хмурому небу, и оттуда сошел милосердный холод. Остудил пылающий лоб, приглушил мучительный стук крови, и Олег услышал детский плач.
Девочка пищала, придавленная телом матери.
Вот и ответ от Господа.
Осторожно сдвинув мертвую, Олег взял племянницу на руки, прижал к груди.
Ты-то ни в чем не виновата. Филу спасти было уже нельзя, она душу Сатане продала, а тебя я спасу. Не позволю стать татаркой. Увезу, окрещу.
Он содрал с покойницы шерстяной наплечный плат, укутал девочку. Покачал – перестала плакать, уснула.
И потом, когда Олег ехал верхом, только почмокивала, убаюкиваемая неспешным ходом коня.
Помрет, печально думал Олег. Где малому дитяте вынести зимнюю дорогу.
И в сердце сложилась новая молитва.
Боже суровый, справедливый, яви мне, многогрешному, еще одну милость. Дай младенцу безвинному дожить до первой церкви, не забирай некрещенную душу. Окрестит поп – тогда и прибери. А впредь никогда ни о чем не попрошу, вот Тебе крест.
Молился и сам не чувствовал, что всё лицо мокрое. Слезный дар вернулся. А больше ничего не осталось: только слезы и обреченный младенец.
Бох и Шельма
Житие несвятого Иакова