На Изосима нашло непонятное оцепенение, какого он прежде не ведал. Еще одно диво: мелко дрожали руки.
Но когда она попросила снять маску, он дернулся, оттолкнул ее руку, хотел встать.
– Пожалуйста! – взмолилась она, тоже дрожа. – Я хочу видеть тебя, какой ты есть. А потом покажу, какая есть я.
Внезапно Изосим ощутил острое чувство, какого не испытывал так давно, что не сразу и узнал. Страх.
Взялся за тонкое серебро – и не сразу смог стиснуть пальцы, пришлось сделать усилие.
– Что ж, гляди…
Сдернул и хохотнул, оскалив зубы, чтобы вышло еще жутчей.
Минуту или две она алчно водила взглядом по его изуродованному лицу. Потом медленно начала снимать одежду. Под платком, под круглой литовской шапочкой оказались бронзовые волосы, их удерживала такого же цвета заколка в виде бабочки. Вита взялась за бабочкины крылышки, вытянулась длинная острая игла, а волосы тяжело рассыпались по плечам.
На пол соскользнуло платье, нижняя рубаха. Маленькие ноги, уже скинув обувь, шагнули вперед.
– А вот это я, какая я есть. Смотри, трогай…
Изосим осторожно провел ладонями по гладким бокам, следуя их крутому изгибу. Кожа была нежная и теплая.
– Это я, – повторила Вита. – А это ты…
Коснулась обрубка носа, провела ноготком по обнаженным зубам.
– Ты краси’ая, а я – страшный…
– Это знаешь почему? – Она смотрела на него очень серьезно. – Потому что я – жизнь. Мое имя Вита значит «жизнь». А ты – смерть. Жизнь не бывает без смерти, а смерть не бывает без жизни. Значит, нам с тобой друг без друга нельзя.
Он задрожал еще сильней: она опустилась на корточки, начала стягивать с него сапоги. Всё у нее выходило споро. Так же ловко, без усилия она сняла с Изосима одежду, села ему на колени, грудью к груди, обхватила ногами, перевернулась на бок, и он вдруг оказался сверху.
Удивительно! Пока Вита стояла, она казалась маленькой, макушкой чуть выше его плеча, а тут вдруг стала большая, огромная – как земля или море – и утянула его в себя целиком, без остатка.
Когда Изосим проснулся и открыл глаза, первое, что увидел – смутно сияющий сквозь слюду месяц.
Это что ж, уже вечер или даже ночь?
Рядом, опершись щекой на руку, лежала маленькая женщина, ее мерцающий взгляд был неподвижен.