Граф фон Тиссен почтительно молвил:
– Дипломатия. Надобно уладить отношения с Берлином и попытаться не раздражать Вену.
– Господин Драйханд?
Казначей был лаконичнее всех. Он сказал:
– Деньги.
И сощурил голые веки, быстро переводя взгляд с племянника на дядю и обратно.
Герцог ограничился мановением пальцев. Сей жест означал: что́ меня спрашивать, мое время на земле заканчивается.
Выдержав паузу, принц объявил:
– Я должен согласиться с доктором Эбнером.
Для Катина эти слова были неожиданностью. А, он хочет заполучить пресвитера в союзники, сказал себе Луций. Коли так, это очень неглупо. Вон как старик замаслился.
– Главное достояние всякой страны, как большой, так и маленькой, – обитающие в ней люди. Их улучшением я и намерен с вашей помощью заняться, почитая это главной нашей задачей, – продолжил Карл-Йоганн.
Он уже не робел, голос окреп, глаза засверкали.
– За тысячи лет это пока никому не удалось, – проскрипел господин Драйханд, кажется, окончательно решив смотреть только на дядю.
– Может быть, все неправильно пытались? – спросил принц – и этим вопросом лишил себя единственного симпатизанта средь членов совета.
Эбнер сдвинул густые седые брови.
– Иисус тоже пытался неправильно?!
– Иисус не пытался, пытались церковники – и да, они это делали неправильно, – тихо, но твердо молвил юноша, который, как теперь стало ясно Луцию, вовсе не тщился расположить к себе главу ангальтской церкви.
Казначей иронически переглянулся с министром.
– А как правильно, ваше высочество?
Карл-Йоганн порывисто вскочил – Катин едва успел подхватить стул, чтобы тот не перевернулся.