– Однако ж почитаются завиднейшими невестами во всей России, – тихо, с усмешкой, сказал Катин. – За каждой в приданое Телятников дает по три завода, мильон рублей и 20 тысяч душ.
– Сколько?! – ахнул Егор Васильевич.
К барышням после этого сообщения он подлетел галантно, заговорил ласково.
– Государыня желает знать, каковы российские юницы. Всех трех для беседы с царицей не надобно, довольно одной. Кто умней, да бойчей, ту и выберу. Есть средь вас кто книги читает?
Девушки глядели на чужого человека с ужасом, хлопали глазами, трепетали и не говорили ни слова. Катин сардонически улыбался: ему это местное обыкновение было слишком знакомо по дворянкам. Чего же ожидать от старообрядческого семейства?
– Все чтицы, – ответил Телятников. – Псалтырь хорошо ведают, жития.
Секретарь тяжело вздохнул.
– Языки кто-нибудь знает?
– Старинный знают, каким духовные книги писаны.
Пройдясь перед троицей застывших «юниц», Егор Васильевич с тоскою спросил:
– А ну, скажите, какова наиславнейшая держава мира? А вы, Иван Спиридонович, молчите, не подсказывайте.
Две девы сразу крепко зажмурились. Одна, сильно конопатая, сдавленно пролепетала:
– Знамо, Россия.
Козлицкий остановился перед ней.
– Пока что славнейшая – это Франция. А каков в ней стольный город?
Конопатая прошептала:
– Царьград?
Прочие на сей счет предположений не имели, поэтому секретарь окончательно сосредоточился на той, что хотя бы говорила.
– Париж, мадемуазель. Запомните. А сколь будет трижды три?
С полминуты пошевелив губами, дева робко молвила: