– Не знаю, – честно ответила я. – По крайней мере, тут он радостный и беззаботный.
– Да. А теперь посмотри на этот снимок. Здесь Денису семь лет. Перед первым сентября.
Я окинула тревожным взглядом третье фото. На нем слегка повзрослевший Дэн в черном костюмчике с галстуком стоял около здания школы. В одной руке – новенький ранец, в другой – здоровый букет желтых роз. Лицо серьезное, почти неживое и без положенной маленькому мальчику улыбки. И глаза у него были абсолютно пустые и смотрели не на фотографа, а куда-то чуть в сторону и вниз. Я поймала только одну эмоцию ребенка – безразличность.
Первые две фотографии кардинально отличались от этой.
– Замечаешь, как он изменился? – спросила Лера внезапно. – На всех фото после того, как Эвелина устроила тот страшный скандал, он больше не улыбался. Мы с Олегом тогда думали, что Дэнси просто боится идти в школу, что это стресс, возрастной кризис, и только непростительно позже я поняла, что ошибалась. Это что-то совсем иное, Маша. Он ничего не хотел. Никуда не ходил и мало с кем разговаривал. Плохо учился и не делал уроки. Не смеялся, когда смотрел мультики. Мог просто сидеть без движения или водить по листку цветными карандашами, ничего не рисовал, просто закрашивал его. У него не было друзей, – она вздохнула. – Так повлияли на него слова бабушки. Только когда нашему сыну исполнилось девять лет – то есть после того, как он нашел Наташин дневник, он внезапно стал меняться – становиться таким, каким был в детстве: подвижным, активным, веселым, общительным. Резко стал одним из лучших учеников не только класса, но и школы. Захотел вдруг учить языки, начал ходить в спортивные секции, на танцы, пропадал на баскетбольных площадках или у друзей. Мы думали, что ему помог детский психолог, но… Мы только так думали. Я, наверное, тебя утомила.
– Нет, что ты, – живо отозвалась я, глядя на фотографии. Быть может, их в этой небольшой уютной комнате было слишком много, но мне это нравилось. Целая история семьи. – Мне интересно. То, что ты рассказала… Не то что в сердце, в голове не укладывается.
– Да, и такое бывает, – потерла переносицу Лера и прислушалась. – Кажется, мне звонят. Подожди, хорошо?
– Может, он? – мигом встрепенулась я.
– Нет, на Денси поставлена другая мелодия, – вздохнула хозяйка дома и оставила меня в одиночестве. Все то время, пока ее не было, я жадно рассматривала фотографии, имея, наверное, уникальную возможность погрузиться с историю этого дома. Здесь Дэн еще ученик младшей школы, аккуратный, с огромным рюкзаком, стопками книг, а вот тут – уже средней, улыбчивый подросток, один из самых высоких в классе, но в баскетбольной команде многие выше на голову. А на этих снимках Смерч – ученик старших классов, очень похож на нынешнего Дениса, только лицо младше и как-то наивнее, но синие глаза так же задорно сияют. И ямочки на щеках точно такие же. Эх… Где же ты?
Я перевела взгляд на выпускную фотографию – большая группа парней в элегантных костюмах и девушек в вечерних платьях на фоне здания школы, залитого вечерним светом. Надо же, я выпускалась три года спустя, а у нас все были одеты уже совсем по-другому – менее пышные платья, менее яркие, менее торжественные, но более короткие, удобные и демократичные.
А тут они словно всем классом идут на бал – один наряд краше другого. Только, видимо, школа эта все же была не простой, а, быть может, элитной, поскольку девчонки одеты были со вкусом, явно в дорогие платья, и у всех на лицах – макияж, как на обложках журнала, а на волосах – сложные прически, которые под силу только мастерам своего дела. И вновь вспомнилось, что у нас многие просто распускали волосы или завивали их в кудри. Как у этой девушки в нежном голубом платье греческого покрова, длинные светлые волосы которой были завиты крупными мягкими локонами и придерживались обручем. Романтичный и женственный образ.
Тонкое миловидное лицо ее мне показалось знакомым, и я шаг вперед, чтобы лучше рассмотреть фотографию в серебряной раме. Большие светлые глаза, уголки которых чуть опущены вниз, тонкие губы, едва тронутые персиковой помадой, вздернутый подбородок, почти прямые брови, высокий лоб, белая кожа. На меня смотрела юная Ольга Князева. А, может быть, это не Ольга? Ее ли это взгляд – мягкий, спокойный, направленный вперед, но не на фотографа, а куда-то вдаль, в одной ей известные миры? Скорее всего, нет. Это ее сестра.
Так я впервые увидела Инну – на фотографии выпускников. Мне казалось, что я уже видела ее где-то – может быть даже во сне.
«
«
«
Она улыбалась.
Я смотрела и смотрела на Инну, навсегда оставшуюся на фото, и все больше понимала, почему она привлекала Смерча.
Бесспорно, она привлекательна, поэтична и похожа на принцессу, но было в ней что-то и еще, что я пока не могла понять, а возможно, никогда и не пойму.
Вот, значит, она какая – бывшая девушка Смерча, первая любовь, трагически потерянная в море. А вот и Ольга-выпускница. Единственная девушка в брюках, а не в платье, но при этом кажется самой взрослой, самой яркой, самой дерзкой. Уверенный взрослый взгляд, откровенный верх наряда, высоченные каблуки, начес на черных волосах, боевой макияж – словно не одиннадцатиклассница на выпускной пришла, а модная певица на свой концерт. Оля затмевала едва ли не всех девушек класса и была одной из самых ярких. С Инной они были так похожи, но в то же время казались полными противоположностями.