Повелитель крыс

— Тереза! Приготовься! Мы немедленно уходим отсюда!

— Уходим? Мы разве должны уходить?

Николау не стал ей отвечать, понимая, что она еще не вполне адекватна. Постаравшись забыть обо всем прочем, Григорий поставил перед собой одну-единственную задачу — унести их обоих отсюда куда угодно, пока не произошло ничего еще более ужасного.

Но сосредоточиться ему помешал саркастичный смешок. Григорий тут же узнал его и проклял того чародея, который в безумии своем сотворил крылатый ужас, прозванный им Фроствингом.

Обернувшись к безмолвной компании, Григорий чуть было не попятился от изумления. Людей уже насчитывалось больше двух десятков, и все они не спускали серо-голубых глаз с него. Та часть сознания Григория Николау, что еще была способна мыслить аналитически, отметила, что люди выстроились клином. Радовало только то, что острие этого клина пока еще не заполнено.

Только он успел отметить это обстоятельство, как перед ним материализовался человек, которого как раз и не хватало для того, чтобы клин приобрел недостающее острие.

Широко открыв серо-голубые глаза, на Григория смотрел Петер Франтишек.

— Итак… — проговорил высокий худощавый старик. Одет он был в точности так же, как тогда, когда Григорий видел его в последний раз, вот только лицо у него стало жутко бледное. Можно даже сказать — мертвенно-бледное. Франтишек произнес слово, и тут же вся, дотоле безмолвствовавшая компания, как по команде, открыла рты, и хор произнес то же самое слово, и голоса у всех до единого звучали одинаково. То не был голос Франтишека, хотя манера была, несомненно, его. Но что-то было в этом голосе до боли знакомое.

— Итак… — повторил хор. Было похоже на странный, пугающий спектакль в театре марионеток, вот только кукловода и веревочек видно не было. — Вот так… сюрприз. А что я здесь делаю?

Григорий стоял, мысленно спрашивая себя о том же самом.

А что я здесь делаю?

Он… нет — они смотрели на него пытливо и настороженно, словно только он мог ответить на этот вопрос.

Что я здесь делаю. Я?

«То есть — я. То есть…»

Глядя в двадцать пар глаз такого же цвета, что и его глаза, Григорий испытывал ощущение, будто смотрит в какое-то жуткое кривое зеркало. Он понимал, кто смотрит на него всеми этими глазами.

На это был только один ответ: он и они — одно и то же. Он был ими, вернее, они были им.

Та сила, что стояла за его вековым проклятием, что обитала в доме, и неотступный зов, и вечно склабившийся грифон — все это был древний злой колдун.

И этим злым колдуном был сам Григорий Николау.

XXI

— Фроствинг! — воззвали все голоса как один. — Я повелеваю тебе появиться!