Цвет убегающей собаки

22
18
20
22
24
26
28
30

Я ни минуты не колебался и, вернувшись в бар, сел напротив него.

Манеры у соседа моего оказались непринужденными и естественными. На вид его можно было принять за владельца магазина редких книг.

— Я так и думал, что мы еще встретимся, во всяком случае, надеялся. — Он заказал нам по чашке чаю. — Случись это несколько месяцев назад, вы скорее всего избежали бы массы неудобств. Но что теперь говорить?

Он впервые улыбнулся — обезоруживающе и нейтрально.

Мне становилось все уютнее в обществе этого человека. Немного смущала его склонность брать быка за рога.

— Не буду утомлять вас ненужными подробностями личного свойства, сразу перейду к сути. Я уже довольно давно слежу за деятельностью человека, называющего себя Андре Поннефом. Когда-то мы были знакомы, я даже считал его близким другом. До того как он решил принять сан, мы вместе изучали право. Я был свидетелем на его свадьбе. Но в нем всегда было что-то подозрительное, настораживающее — словно сигнальный буй. Скажем так, этого человека не назовешь добрым духом. Но у нас был общий интерес к истории катаров. Только, на мой взгляд, привел его этот интерес не туда, куда нужно. Куда именно, полагаю, нет нужды пояснять. В свое время он сформировал здесь, в Барселоне, группу единомышленников и заразил их безумными верованиями. Само по себе это не должно было меня задевать — такие чокнутые встречаются во всех городах мира. Тогда он, как бы это получше сказать, находился в процессе собирания своего маленького отряда реинкарнированных катаров. Одного-двух из этой компании можно было обнаружить в кругу бродяг, которых здесь называют людьми крыши.

Но к сожалению, я оказался, хотя и невольно, причастен к этой истории. Видите ли, в группу угодила моя внучка Мария дель Мар. Она подпала под его влияние. Я посчитал своим долгом положить конец этому. Родителей она потеряла в двенадцать лет, оба погибли в авиакатастрофе. К тому времени, когда Поннеф начал свою деятельность, Мария уже успела пройти через увлечение несколькими весьма сомнительными культами. Единственный ребенок в семье, она обожала родителей, а они — ее. Мария стала ревностно служить Поннефу, хотя не думаю, что она отдавала себе отчет в его устремлениях. Не то чтобы моя внучка была глупышкой, наоборот… Но, видите ли, порою она впадает в транс. В такие минуты я даже начинаю сомневаться, здесь ли, с нами ли она, или перемещается в некое потустороннее пространство. После гибели родителей Мария, увы, утратила дар речи. Глухонемой стала, — добавил он, отвечая на мой невысказанный вопрос.

Этот поток информации уже второй раз за сегодняшний день рывком вернул меня в состояние трезвости. Я вспомнил пожирателя огня и его видение танцовщицы на крыше. Теперь я не сомневался, кто ангел, за которым я только что безуспешно пытался угнаться.

— Как бы то ни было, — продолжал мой собеседник, — но без ложной скромности скажу, что некоторым влиянием в этом городе я располагаю, и, используя его, мне удалось положить конец деятельности Поннефа среди бездомных и сирых, а также безумцев, населяющих Барио-Готико. Это было еще до того, Лукас, как мы с вами столкнулись на улице Лаэтана. — Впервые он назвал меня по имени. — Вообще-то и до нашей встречи я два или три раза вас видел. Не знаю, как сказать… — он сделал глоток чаю, — в общем, я сразу почувствовал некое родство душ и догадался — по-моему, последующие события показали, что я не ошибся, — вас подстерегает опасность.

Столкнувшись с вами на улице Лаэтана, — продолжал он, — я понял, что по меньшей мере должен с вами заговорить. Рукопись, которую я вам передал, или, скажем, цикл статей, направленных против всего, что я считаю вредным для нашего общества, это, — он смущенно усмехнулся, — мое хобби. Скажем так, это интеллигентный и несколько эксцентричный способ побить окна в ресторане «Макдоналдс». — Он негромко рассмеялся. — Ладно, позвольте перейти к делу, а то, боюсь, я заболтался. Большой грех для адвоката. — Он откашлялся. — Мне известно, кем считает себя Поннеф, а также кем считает он вас, Лукас. И вашу приятельницу Нурию. Говорю это, чтобы вы знали — и его деятельность, и ваши испытания не остаются незамеченными.

Мне многое хотелось ему сказать, только не знал, с чего начать. И потому начал с главного:

— А вам известно, где сейчас находится Нурия?

— Нет, боюсь, нет.

Я почувствовал, что этот человек требует более тонкого обращения.

— А знаете ли вы, — я изо всех сил старался не выглядеть слишком настойчивым, — что стало с Поннефом и его катарами?

Он помешал ложечкой в чашке.

— Нет. Могу лишь предполагать, что он вернулся во Францию. Поннеф — влиятельный человек. Франция — его родина. Но у него есть связи по обе стороны Атлантики.

— Стало быть, вам известно про общину, которую он организовал в Пиренеях? Ее еще называют Убежищем.

— Повторяю, я адвокат. У меня есть знакомые в полиции. И друг, высокопоставленный служащий, один из членов семьи которого имел несчастье связаться с сектой, ожидающей наступления тысячелетнего царства Христа. К Поннефу с его безумными прожектами этот культ отношения не имеет. Что же касается Убежища, то его прихожане, скажем так, рассеялись.

— А как адвокат вы можете мне сказать то, что вам известно о Нурии?