После чего она перешла на немецкий и бодро протараторила небольшую, минут на пять, но тоже явно заученную наизусть речь. Причём обращалась она больше не ко мне, а к газетчикам. И это правильно. Потому что я всё равно нифига не понял. Тыр-пыр-дыр. Немецкий язык я вовсе не знаю. Так, пару фраз вроде «хенде хох», не более. В школе-то мы английский учим. Знаю только, что существует так называемый «литературный» немецкий язык, а кроме него есть ещё и «разговорный». И если литературный язык един для всей Германии, то разговорных есть несколько диалектов.
Наконец Эльза перестала тараторить и вопросительно уставилась на меня. А я молчу, сжимая в руках свой букет. Шипы колются. Эльза опять что-то сказала. Молчу. Ещё фраза. Молчу. Наконец не выдержал стоящий рядом со мной Фриц. Он слегка толкнул меня локтем и тихонько шепнул по-русски:
— Ответь что-нибудь. Видишь, человек надрывается.
Блин, тут Фриц сам виноват. Нехрен было фразами из фильма бездумно кидаться. После таких его слов мой язык даже и не подумал проконсультироваться с головой, а просто машинально выдал стандартный ответ. Голосом сидящего на троне Бунша я ляпнул:
— Гитлер капут…
Глава 41
— Тыр-пыр-дыр-мыр?
— Нихьт ферштеен.
— Наташа, мама спросит, какой это есть название.
— Ааа… Это называется «пельмени». Русское национальное блюдо.
— Mutti, тыр-пыр-мыр пельмени.
— Мыр-тыр-пыр-нур-мыр.
— Нихьт ферштеен, фрау Хельга.
— Наташа, мама имеет немного мыр-дыр для этот.
— Всё равно, нихьт ферштеен, Эльза.
— Nataly, my wife to ask for you, how much мяу-мяу-ква danger in this хрю-мяу пельмени.
— А, понятно. Опять боитесь. Ну и мнительные же вы. Не бойтесь, не отравлю я вас. Кушайте, не обляпайтесь. Можно со сметанкой. Или с маслом тоже неплохо пойдёт.
— Nicht verstehen, Natascha.
— No danger, very good food.
— Thank you, Nataly.