— Это не всё ещё. Вот, попробуйте. Вроде, готов уже.
— What is it? Russian ква-хрю-мяу-мяу?
— Нда. Как бы так вам половчее объяснить? В общем, квас это. Настоящий, хлебный. Не из концентрата. Впрочем, вы и из концентрата-то не пили. Совсем вы тут в своей Саксонщине одичали.
— Nicht verstehen, Natascha.
— Это понятно. Ладно, давайте я первая выпью. Чтобы вы поняли, что это не отрава…
Вот так мы и общались. Эльза училась в специализированной школе с углублённым изучением русского языка и, к тому же, прошлым летом ездила в «Артек», где сильно укрепила своё знание русского. Её отец, дядя Курт, относительно неплохо знал английский. А его жена Хельга вовсе ничего не знала, кроме немецкого. Я же помимо русского мог ещё кое-как общаться по-английски. У меня в школе пятёрка по английскому, да я и из прошлой жизни его кое-как знал. Правда, Курт владел английским отчего-то в американском варианте, а нам в школе преподавали британский, поэтому мы не всегда понимали друг друга. Нет, понятно, что американец англичанина поймёт, равно как и наоборот, но ведь для нас с Куртом для обоих этот язык был иностранным, вот мы и путались, бывало.
Квартира родителей Эльзы поразила меня своей скромностью. Как-то немного не так я себе представлял жильё руководителя совсем не маленького города. Всего три комнаты. Домработницы нет. Дорогих вещей или посуды не видно, техника вся отечественная, ковры на стенах висят, но видно, что никакой не ручной работы, а ширпотреб. У Эльзы я узнал, что её отец руководит Карл-Маркс-Штадтом с 71-го года, когда Хонекер стал первым секретарём ЦК СЕПГ и расставил по ключевым постам своих людей. То есть, дядя Курт рулит городом уже третий год. И что, до сих пор не наворовал? Неужели такое бывает? Ведь даже на некоторых вещах Эльзы при ближайшем рассмотрении можно было заметить следы ремонта. То есть, одежду ей чинили, а не покупали сразу новую. Да и Хельга, жена Курта, тоже не сидела дома, а работала. И знаете кем? Воспитателем в детском саду!
А вот с едой тут у них было не очень. Плохо у них с едой было. С нормальной едой, я имею в виду. Несчастные немцы. Всякой дрянью питаются. Супчик Хельга как сварит, так, блин, хочется сказать, что уж лучше бы и не варила. Жидкий, вонючий. Ещё и без хлеба едят. Потом какие-то котлетки подозрительные, фасоль стручковая. Кашу ещё овсяную варили. На воде. Тьфу, гадость. И ведь продукты-то были! Курт к какому-то там спецраспределителю был приписан и снабжался весьма неплохо. Вот только Хельга на пару с Эльзой потом во время готовки большинство продуктов безнадёжно портили. У них на кухне хорошая большая газовая плита стояла, так эти умницы хранили в девственно чистой духовке лишнюю посуду. Они вообще никогда не включали духовку! Просто не умели ею пользоваться. Единственное, что тут было, на мой взгляд, съедобного, так это колбаски. И ещё сосиски. Ммм… какие сосиски! Объедение. Не чета нашим, советским. Варить сосиски у Хельги получалось, их она испортить не могла.
Промучившись с неделю на странной еде аборигенов Саксонии, я устроил небольшую революцию и захватил власть над кухней и контроль над запасами еды в холодильнике. И показал своим хозяевам, что именно русские понимают под хорошей едой. Борщ с пампушками, суп гороховый с копчёностями, солянка, печёная с яблоками утка, чахохбили, каша пшённая с тыквой на молоке, цыплёнок табака, рагу по-мексикански. Через день я пёк пироги и кулебяки. С вареньем, с яблоками, с мясом, с рыбой, с грибами и даже с креветками! Я же говорю, снабжался Курт отлично, всё у него было. Просто готовить не умел никто.
Поначалу немцы несколько опасались моей стряпни, но потом распробовали. Хельга помогала мне на кухне, училась готовить, а заодно, незаметно, училась и русскому языку. То, что она уже немного понимает по-русски, я понял, когда она случайно обожглась об сковородку и непроизвольно вскрикнула: «Бл…ь!». Нда, научилась. И когда успела-то? Я вроде особо много и не ругался…
Программа моего пребывания в ГДР была рассчитана на три месяца. То есть я должен был жить в гостях у Эльзы до конца марта. Разумеется, не просто так жить и печь плюшки. Плюшки и иные вкусняшки я пёк только в свободное от основной своей деятельности время. Я ведь официально был Посланником Дружбы от пионеров СССР к пионерам ГДР. Приходилось, блин, соответствовать.
Пока шли зимние каникулы, я успел прочитать своё замечательное Послание пионерам ГДР раз двадцать. Хорошее послание. Главное, не длинное. И слова там простые. На немецкий мне его ещё в Москве перевели. Из этого послания следовало, что самые лучшие друзья немецких пионеров — это пионеры советские. О том, что всего три десятка лет назад наши страны сцепились насмерть, даже и не упоминалось. А примерно к десятому своему выступлению я уже наизусть своё Послание помнил, без бумажки обходился. Спасибо Эльзе, это она в первые два дня после моего приезда учила меня правильно читать и выговаривать слова. По словам Эльзы, в результате, когда я читал Послание, у меня даже и акцента не чувствовалось. Отличное произношение, если не знать, ни за что не догадаешься, что я сам не понимаю, что читаю, а просто заученные звуки произношу.
Выступал я в местах массового скопления пионеров — в кинотеатрах, дворцах пионеров. Обычно непосредственно перед началом фильма, концерта или спектакля. Конечно, я не просто так приходил и лез на сцену. Организация моих выступлений была поручена горкому ССНМ — местному аналогу ВЛКСМ. Нас с Эльзой возили по всему городу, в день приходилось выступать по три-четыре раза. Эльза всё время была рядом со мной и работала зримым символом дружбы пионеров СССР и ГДР.
В середине января мы с ней в сопровождении неизменно хмурого Фрица ездили в Берлин. По дороге в Дрездене на день останавливали и там тоже трижды за один вечер выступали. В Берлине же состоялось моё главное выступление. На этот раз я читал Послание на улице, на площади Александерплац, с трибуны. Пионеров слушать меня нагнали несколько тысяч. Пока читал, чувствовал себя чуть ли не фюрером.
После моего выступления был ещё митинг. Какие-то мужики по очереди что-то вещали с трибуны по-немецки. Эльза пыталась мне переводить, но у неё это не слишком получалось. Да и наплевать. Что я, у нас таких же митингов не видел, что ли? Всё точно так же. Ещё мы с Эльзой подняли на специально установленных по бокам трибуны флагштоках флаги СССР и ГДР. Причём я поднимал немецкий флаг, а она — наш.
А потом меня в почётные пионеры ГДР приняли. Прямо напротив трибуны, перед многотысячным строем, первый секретарь берлинского горкома ССНМ повязал мне уникальный, специально для меня изготовленный галстук. Вообще, пионеры ГДР носят голубые галстуки. Но так как я уже был пионером советским, то мне сделали галстук голубой с красной окантовкой.
И всё это действо ещё и телекамеры снимали. На ГДР шла прямая трансляция, а в СССР вечером трёхминутную выжимку в программе «Время» показали. Я когда узнал, что меня в новостях на всесоюзном телевидении показывают, да ещё и в главной роли, так мне чуть дурно не стало. Блин, это сколько ж писем-то будет меня дома ждать, когда я вернусь!..
Глава 42
В конце концов, я всё же догадался, для чего Эльза затеяла всю эту кутерьму. Поначалу я думал, что девочке захотелось славы и она таким образом решила обрести известность. Но тут у меня концы с концами не сходились. Ведь идея с этим Посланием Дружбы принадлежала вовсе не Эльзе, а Хонекеру. Никак не могла Эльза заранее знать, во что в итоге выльется её дурацкое письмо генсеку. А чего тогда хотела Эльза? Ведь на самом деле мы с ней никакими подругами не были. Я и не видел её до того дня, когда она меня встретила на вокзале.
Но постепенно по поведению Эльзы и её случайным оговоркам я начал кое о чём догадываться. А когда мы с ней вернулись из Берлина обратно в Карл-Маркс-Штадт, я случайно нашёл в комнате Эльзы прошлогодний номер советского журнала «Пионер». Тот самый, с моей окровавленной рожицей. Причём Эльза жутко смутилась и даже покраснела, когда увидела этот журнал у меня в руках. Вот тут-то я всё и понял. Эх, Эльза, Эльза…
ebooksa