— Подумай, — Несвицкий-младший усмехнулся.
— Ты? — дед замахал руками. — Сказал уже: не долетишь. А если даже сможешь, то не вернешься.
— Лететь не обязательно, можно и доехать — по крайней мере часть пути, — ответил Николай.
— Как это?
— Связаться с ГУК Нововарягии. Я почти уверен, что у них есть агентура в войсках славов. Пускай ее задействуют.
— Я не хочу просить о помощи сепаратистов.
— Вот, значит, как? — Несвицкий встал. — Моя невеста, которую ты так вчера хвалил, сепаратистка. Медики в госпитале, где я служу, сепаратисты. Когда-то их территорию объявили независимой республикой. Нет, не они, но их не спрашивали. Империя им не пришла на помощь: ни делом, ни словами. О них забыли. Когда же люди вспомнили, что у них есть гордость и достоинство и послали на хрен истинных сепаратистов, на них навешали собак, причем, как в Борисфене, так и в Москве. Их стали убивать, но этого не замечали много лет. И лишь недавно спохватились, но, опять же, сепаратистами считать не прекратили. Республика не признана империей, хотя живущие здесь люди лишь только об одном мечтают — войти в ее состав. Жить, как и прежде, одной судьбой с Варягией. Прощайте, Николай Иванович. Был рад свести знакомство. Когда-нибудь, Бог даст, увидимся.
Он повернулся к двери, но вице-адмирал встал на его пути.
— Николай! Не нужно так. Пойми… — он глубоко вздохнул. — Я пережил смерть сына и жены. Бог милосердно подарил мне внука, я не хочу, чтобы погиб и он. То, что ты задумал, опасно чрезвычайно. Да что там! Гарантированная смерть.
— На войне всегда опасно, — пожал плечами Николай. — Вот выйду я сейчас на улицу, и прилетит снаряд. От близкого разрыва мой кокон вряд ли защитит. Так лучше уж в бою… И не считай меня самоубийцей, я умирать не собираюсь. Моя невеста ждет ребенка, а я надеюсь, что дождусь и внуков. Грамотная операция с задействованием возможных сил и средств значительно уменьшит риск. Это аксиома.
— Иногда мне кажется, что ты намного старше своих лет, — задумчиво ответил князь. — Хотя, как вспомнишь, что ты пережил… Обещаю, что поговорю с командующим корпуса.
— Спасибо!
Николай обнял его и вышел. От штаба он отправился обратно в госпиталь, где заглянул к Марине. Невеста спала, Николай сел возле койки на табурет и некоторое время разглядывал лицо возлюбленной. Удивительно, но лишь сегодня он понял, как дорога ему Марина. Раньше искренне считал, что любит и говорил ей об этом, но не понимал, насколько сильно. От мысли, что он едва не потерял любимую, Николаю становилось дурно. Не удержавшись, он нагнулся и ласково коснулся губами ее губ.
Веки у Марины дрогнули, пушистые ресницы вспорхнули к соколиным бровкам, и на Николая глянули вишневые глаза.
— Коля?..
— Я, милая. Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. Где я? — Марина покрутила головой. — Палата? Что случилось, Коля? Почему я здесь?
— Мы были в кабинете, когда неподалеку прилетел снаряд. Взрыв выбил стекла, тебя ранило осколком в шею. Ты утратила сознание, тебя прооперировали и отвезли сюда.
— Да?
Марина выпростала руку из-под одеяла и потрогала тампон на шее, закрепленный пластырем.