Мужчина кивнул девице, и она нехотя посмотрела на монитор, читая томным голосом, словно любовное стихотворение:
— Иконы: две доски XV, четыре — XVIII, три — XIX века; скульптуры, бронза, две — XVII, три — XIX; манускрипты — один гримуар X века; картины: Брюллова…
— Позвольте уточнить! — осмелился подать голос Павел Семенович. — У меня упомянутого гримуара нет. Я собирался его купить, но мне отказали. — И он развел руками.
— Папаша, не вешай лапшу на уши, — хихикнула девица. — Ведь ты нанял людей, пообещал им хорошо заплатить за гримуар. А они так увлеклись…
— Никого я не нанимал! — Голос Павла Семеновича окреп. — И гримуара у меня нет — он находится у молодого человека по имени… — Тут он с ужасом понял, что забыл его имя, и невнятно пробормотал: — Маг!
Девица вновь захихикала, на мгновение улыбка тронула губы мужчины, но он тут же согнал ее.
— Не хочет чистосердечно признаться, идет в отказ. Запиши это и давай его к остальным, в подвал!
Девица щелкнула несколько раз по клавиатуре, достала из ящика стола браунинг и деловито сказала:
— Стул тебе больше не понадобится — давай его туда. — Она открыла незаметную дверь в другую комнату, и он увидел, что она забита множеством стульев. — А нам сюда! — Она открыла еще одну дверь, и он увидел ступеньки, идущие вниз, в темноту и сырость.
Девица щелкнула предохранителем и дослала патрон в патронник.
— Вниз ведут двадцать три ступеньки, — пояснила девица. — Да, это и есть тот самый подвал! Раз ты не хочешь признаваться, ступай вниз!
— Не понимаю — за что?! — в смертельном ужасе выкрикнул Павел Семенович и повалился на пол, не желая идти вниз, откуда нет возврата. — Никого я не нанимал! Я невиновен!
Павел Семенович открыл глаза — он лежал в собственной постели, рядом сопела, иногда всхрапывая, жена Валентина. Все было как обычно, и сон улетел прочь. Но был ли это сон? У него до сих пор сердце колотилось в груди, словно после пробежки. Еще одно такое видение — и инфаркт обеспечен.
Мысли его вернулись к молодому человеку, показавшему гримуар. «Марк!» — Он обрадовался, вспомнив его имя, словно это было гарантией, что сон не повторится. Павел Семенович уже не сомневался, что существует связь между просьбой Марка подержать руку на старинном манускрипте и посетившим его видением. Впервые он искренне обрадовался, что не купил эту колдовскую книгу, и дал себе зарок больше не иметь дела ни с чем, связанным с магией. С этими мыслями он повернулся на бок и мирно заснул, так как до рассвета было еще далеко.
8
— Не знаю, но мне больше нравится классика — Рембрандт, Рафаэль, Боттичелли, — чем современные экспериментаторы. На мой взгляд, это больше плакатная живопись, ориентированная на стеб. В ней доминируют эффекты, рассчитанные на определенную реакцию зрителя, но нет сопереживания автора, — прервала затянувшееся молчание Таня.
Два дня назад она, не дождавшись звонка от Даниила, взяла номер его телефона у подруг и сама ему позвонила. В его голосе звучали необычные интонации, но она это объяснила тем, что он до сих пор не может прийти в себя после смерти друзей. Решив, что человеку со своим горем нельзя оставаться одному, она нашла подходящий повод встретиться — открывался фестиваль искусств «Гогольфест». Готовилась к встрече, как к первому свиданию, волнуясь и радуясь, но не заметила, чтобы Даниил был ей рад. Он прятал глаза за затемненными стеклами очков, его тон был ровным и холодным, равнодушным, а держался он так, словно отбывал повинность. Но она продолжала считать такое поведение последствием происшедших трагических событий.
Фестиваль проходил в цехах бывшего военного завода «Арсенал», ныне трансформированного в выставочный зал. Реорганизация заключалась в демонтаже и вывозе оборудования, а для произведений искусства оставили голые ободранные кирпичные стены и такой же пол. Но зато размеры помещения и арки потолка поражали воображение. И вся эта громадная площадь была забита предметами визуального искусства — картинами, плакатами, фотографиями, скульптурами. Авторы большинства работ были приверженцами неомодернизма, считали пережитком классическую технику и реализм.
— Ну, не надо так категорически, здесь есть весьма любопытные вещи. Хотя бы тройственные портреты, — вяло возразил Даниил, имея в виду серию портретов, где на одном полотне путем наложения разных цветов уживалось целых три: Че Гевара — Махно — Наполеон, или Монро — Пресли — Чаплин, или Пушкин — Гоголь — Достоевский.
— Это все стеб, — поморщилась Татьяна. — Если бы не подписи, очень трудно увидеть всех троих — одного в лучшем случае, и то лишь намеком.
ebooksa