Ох, если бы при жизни она была такой красивой…
Впрочем, может быть, это только усложнило бы ей жизнь.
Теодолинда всегда была высокой. В те времена, когда она жила, ее почитали великаншей: даже самые рослые мужчины ей едва ли доходили до плеча. Теперь, правда, по подиуму вышагивали женщины ее роста, только тощие. Она же всегда была толще трехсотлетнего дуба. И даже сделавшись вампиром, не превратилась в тонкое и гибкое создание. Ее крепкая плоть сопротивлялась и не желала истаивать. Теодолинда по-прежнему была широкой в кости, пышногрудой и широкобедрой, и по-прежнему смотрелась могучей.
При жизни она была сильной, ловкой, отважной воительницей. Сделавшись вампиром, она отточила навыки боя до совершенства. И до сих пор презирала огнестрельное оружие. Она носила при себе два метательных ножа в рукавах, а на спине прятала короткое копье. С этим оружием она была непобедима более тысячи лет. Зачем ей какой-то хилый пистолетик?
Теодолинда уложила волосы в красивую старинную прическу из множества толстых, перевитых между собою кос. И достала из ларца драгоценную диадему, сделанную в виде венка из золотых цветов, на которой на упругих металлических проволочках были закреплены крупные золотые шмели с перламутровыми крылышками. Шмели чуть подрагивали при движении, и казалось, они кружатся над цветами в поисках сладкого сока…
Диадему ей подарил Наполеон Бонапарт. В 1804 году Теодолинду отрядили быть его помощницей и предсказательницей, ведь особенностью ее ясновидческого дара было то, что она предвидела только исходы всевозможных кровавых событий, вроде войн или военных переворотов. А Наполеону по какой-то причине покровительствовал Совет вампиров.
Никто, конечно, не ожидал, что Бонапарт станет ее любовником. Одним из ее лучших любовников за всю ее долгую жизнь. Теперь шмели напоминали Теодолинде о том, кого даже вампиры назвали Императором Судьбы, потому что этот смертный словно рожден был для побед и для того, чтобы править. На знамени Бонапарта сверкали золотые пчелы. Но Теодолинде в дар он заказал шмелей — живущих в земле, во тьме, более крупных и более опасных, чем обычная труженица-пчела…
Теодолинда не смогла помочь Бонапарту. Он слишком верил в себя, в свою звезду и в свою мудрость. И не желал ее слушать.
Ему нельзя было вторгаться в Россию. Никому, никогда нельзя вторгаться в Россию! Если эту страну и можно сокрушить, то не в войне. Слишком много рождается в этой земле боевых магов и просто героев. Слишком сильна жуткая и непонятная европейцам местная нечисть, от которой в панике бегут даже могущественнейшие из фэйри.
Наполеон был обречен… Теодолинда доложила об этом Совету — и ее отозвали назад.
Она грустила о Бонапарте. Но даже не предлагала его обратить: знала, что не позволят. Таких, как он, не обращали в последние столетия. Слишком боялись, что он постарается набраться силы и захватить единоличную власть.
А что касается утрат… Теодолинда привыкла к утратам.
Но подаренных им шмелей Теодолинда бережно хранила. И надевала только по особым случаям. Дар, полученный от Императора Судьбы она считала артефактом, придающим ее облику дополнительное величие. Сестры-ясновидицы это подтверждали: да, действительно, в этой диадеме была заключена какая-то сила.
Диадема со шмелями словно бы делала Теодолинду еще более внушительной и грозной, чем она была.
А Теодолинда от природы была внушительной и грозной. Ее считали дочерью великана… Тем более, что никто не знал, кто стал ее отцом. Однажды, примерно двенадцать столетий лет назад, мать Теодолинды, будучи еще юной, глупой и красивой девчонкой, ушла в лес собирать орехи. И пропала на неделю. Вернулась вся растерзанная и совершенно невменяемая. Ее изнасиловали, причем так жестоко, что местной знахарке пришлось зашивать ей разрывы. Знахарка-то и сказала, что должно быть, это был не человек, а кто-то огромный… Рассказать — кто именно, несчастная жертва лесного насильника не смогла: ей откусили пол языка. Не отрезали, а именно отгрызли. Что стало еще одним доказательством нечеловеческой природы насильника. Когда оказалось, что бедняжке еще и беременна, знахарка тщетно пыталась вытравить плод… Семя крепко держалось в животе. И росло. И требовало пищи. Мать Теодолинды только и делала, что ела, пока была беременна. Работать она не могла. Когда обращались к ней — не понимала. Если ей не давали еды — принималась скулить и завывать, как животное. Когда пришел срок, она промучилась в родах четверо суток. И испустила дух, разродившись огромной девочкой. В поселке обсуждали, следует ли убить младенца, но боялись навлечь на себя гнев великана. А если просто отнести в лес и бросить? Но вдруг великан не умеет обращаться с младенцами? Младенец умрет, великан рассердится — и явится крушить поселок. Так Теодолинду и оставили жить. Выкормили козьим молоком и медом. Ее даже человеческим именем нарекли. Правда, в начале жизни у нее было иное имя… Его она поклялась позабыть, когда в тридцать лет приняла крещение. И сдержала эту клятву, как и все те немногие клятвы, которые дала за свою долгую жизнь.
Когда Теодолинде было шесть, по их поселку прошла эпидемия Черной Смерти. Из большой семьи выжили четверо: Теодолинда, ее дедушка с бабушкой, да дядя, причем самый «неудачный» из братьев ее матери — он упал в детстве и у него были слабые ноги, он не мог охотиться. Из дюжины рабов выжил только один. И тоже — как в насмешку! — глухонемой подросток. Правда, он был очень силен и сноровист. И неплохо охотился. Он начал обучать Теодолинду работать на земле и со скотом, а потом и охотиться. А что делать? Надо было выживать. Покуда ее бабка с дедом были не совсем стары и сильны, надо было Теодолинде по-настоящему встать на ноги. Чтобы поддержать их, когда они ослабнут.
Поскольку ее считали дочерью великана, дети не задирали ее, несмотря на огромный рост. Но и не звали в свои игры. Впрочем, Теодолинде было не до игр. Она трудилась. К счастью, кроме роста она оказалась одарена силой, здоровьем и неутомимостью. Она трудилась от зари до зари. Только женские работы не давались ей: все, где нужна была осторожность, терпение, нежность — прясть, ткать, скрести и вымачивать шкуры… Даже доила она плохо! Но все эти заботы взяли на себя ее бабка и слабоногий дядя. А Теодолинда стала в доме за мужика.
Когда ей исполнилось тринадцать, она была лучшей охотницей в поселке.
Когда ей исполнилось четырнадцать и у нее впервые появились крови, о чем бабка, как и положено, оповестила весь поселок, к Теодолинде выстроилась целая очередь из женихов. В традициях ее народа было уходить в дом к жене, а не приводить молодуху в свой дом, как у других народов. Но все хотели такую жену, как Теодолинда. И готовы были перейти под крышу ее дома. Ведь ее близкие не голодали даже в самые холодные и неурожайные годы!
Однако Теодолинда уже выбрала себе мужа. Того, кто учил ее работать в поле и охотиться. Глухонемого раба. И ей было все равно, что об этом скажут. Она просто попросила деда снять с ее избранника рабский ошейник и объявить его свободным. И дед исполнил это. Он Теодолинды побаивался. Ее уже тогда все побаивались. Хотя она никого еще и не била…
ebooksa