Принц Крови,

— Только не вы.

— Почему не я?

— Вы сами рассказывали мне, как когда-то в детстве, когда Людовик был при смерти, вас почти уже начали приучать к мысли, что вы станете королем. И как сильно вы молились о том, чтобы брат ваш выжил.

— Но мастеру я об этом не говорил!

— Разве он не может всегда узнать, если кто-то из нас обманывает его?!

Филипп какое-то время молчал.

— Может быть, я не обманывал его…

— То есть?

— Я заставил себя думать, что готов поддержать его. Знаешь, мне так не хотелось, чтобы он понял, что я не то средство, которое приведет его к нужной цели, что я действительно готов был обещать ему полное содействие. Совершенно искренне.

— Мой бедный принц. Что же нам делать теперь?

— Не имею представления. Сначала я думал пойти к охотникам и посвятить их в безумный замысел принца города. Потом я подумал, что стоило бы поставить в известность Совет, уж ему-то точно под силу решить эту проблему. Но еще чуть позже я понял, что и то и другое означает наш смертный приговор. Даже если мастер не успеет убить нас сам, с нами расправятся его соратники. Они любят его и не простят нам предательства.

Лоррен некоторое время молчал, обдумывая что-то.

— Вы должны рассказать все королю, — сказал он, наконец.

— И что? — удивился Филипп, — Что он сможет сделать? Людовик всего лишь человек.

— Единственный из всех, к кому мы можем обратиться, он будет защищать не только себя, но и вас.

— Он, может быть, и хотел бы. Но как, по-твоему, он сможет меня защитить?

— Я не знаю, монсеньор. Мы должны что-то придумать. И мы придумаем. У нас ведь есть на это время, не так ли?

— Не уверен. Может быть, уже завтра мастер посмотрит мне в глаза и поймет, что я собираюсь предать его! Или он посмотрит в глаза тебе!

Филипп горестно взвыл, заламывая руки, и Лоррен почти насильно поднял его из кресла и потащил в сторону гардеробной.

— В любом случае, сейчас нам следует отправиться спать, — говорил он по пути, — Через несколько минут рассветет, мы с вами рухнем где-нибудь здесь бездыханными и всех переполошим… Впрочем, не успеем переполошить, — мы сгорим на солнце и, возможно, заодно подожжем дворец.