Принц Крови,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Прав ты или не прав — какая разница?! — разозлился Филипп, — Просто заткнись и не смей ее раздражать! Я не хочу, чтобы нас выставили из Парижа, меня здесь все устраивает!

После этого инцидента отношения Лоррена с принцессой были весьма натянутыми, но теперь Лоррен, по крайней мере, не высказывался вслух, о чем думает.

2.

Бездарного короля на троне Франции сменил еще более бездарный, и, в отличие от многих своих предшественников, среди которых встречались личности ничуть не более выдающиеся, ему не досталось в поддержку ни хорошей жены, ни достойного премьер министра. Ему удивительно не повезло. Все сошлось одно к одному, чтобы привести страну к катастрофе. Это было похоже на злой рок или на проклятье.

Как и многие никудышные короли Людовик XVI в сущности был очень неплохим человеком, любил свой народ и честно хотел всем добра. К сожалению, он не знал, что сделать счастливыми сразу всех невозможно, даже если очень хочется. Народ этого тоже не знал, поэтому принял за чистую монету уверения нового монарха, что сейчас своей волей он сразу накормит всех голодных и сделает богатыми всех нищих. Как это осуществить, если казна пуста и страна разорена не слишком умелым правлением предшественника? На этот вопрос нет внятных ответов ни у кого из сановников, все противоречат друг другу, одни предлагают реформы, другие представляют убедительные доказательства, почему эти реформы невозможны. А принять решение самому и следовать хоть какой-то линии просто страшно, очень-очень страшно для человека, не рожденного быть властелином. Гораздо проще плюнуть на все и позволить всему идти своим чередом в надежде, что все устроится как-нибудь само собой.

Если у кормила власти достаточно долго не появляется выдающегося человека, то рано или поздно такой человек находится где-нибудь в низах. Во Франции этих последних оказалось даже в избытке. Народ всегда готов побунтовать, даже если повод неочевиден, но в сложившейся по истине возмутительной ситуации с вялым и бестолковым государем, и поводов искать не пришлось. Отчаявшимся и озлобленным, разочарованным в своем короле, ненавидящим свою королеву людям можно было всего лишь сказать «вперед», и указать примерное направление, чтобы стихия снесла все плотины. С этим вполне успешно справились Честные, Суровые и Неподкупные Друзья Народа. То, чем все закончится в конце концов, даже они, вряд ли могли подозревать… Хотя, впрочем, может быть, они надеялись на это с самого начала. Решительности им было не занимать.

С самого начала 1789 года Париж волновался как бурное море, терзая несчастного короля бесконечными требованиями. В конце концов, Людовик согласился созвать Генеральные Штаты, но ничего конструктивного из этого не вышло, кроме того, что третье сословие ясно дало всем понять, что больше не позволит не принимать себя в расчет. Опьяненные собственной значительностью, депутаты от народа покинули Генеральные Штаты и созвали собственное Национальное собрание, куда милостиво пригласили остальных. К июню в Национальное собрание вошла большая часть духовенства и даже кое-кто из дворян, с нынешним герцогом Орлеанским во главе, тоже мнящим себя Другом Народа. Это было какое-то феерическое умопомрачение, горячее и чистое желание изменить мир, головокружительное ощущение того, что история творится прямо здесь и сейчас твоими собственными руками, и можно все, — создать Конституцию, избавиться от деспотии, диктовать свою волю сильным мира сего, заставить их бояться себя и уважать. Умопомрачение это было заразным, как чума, и охватывало представителей всех слоев общества, лечению оно не поддавалось.

Когда только начались первые волнения, кое-кто из вампиров стали покидать город. В большинстве своем это были те, кто не являлся птенцами Дианы, не имел в Париже собственности и не считал этот город своим домом, обретаясь здесь временно по каким-то своим причинам. В Париже становилось неспокойно, было правильнее переехать и подождать где-нибудь в безопасности, чем кончится дело, и потом — при желании — вернуться.

Диана никого не удерживала. Сама она долго не хотела признавать надвигающуюся опасность. Так же как и король Франции, она надеялась, что все как-нибудь решится само собой и власти наведут в городе порядок. Диана повидала на своем веку множество народных волнений, и никогда еще они не переходили ту грань, когда могли бы стать опасными для вампиров.

— Почему же король не призовет в город войска и не наведет порядок? — удивлялась она.

— Потому что сейчас уже поздновато, — говорил ей Филипп, — Чернь взбудоражена и так просто не откажется от своей игры в равноправие. Будет бойня.

— И что же, по вашему, следует делать королю?

— Откуда мне знать… Боюсь, сейчас ему не остается ничего другого, как подыграть своим подданным. Провозгласить, что он тоже за свободу и равенство и позволить им принять конституцию. А потом, когда все успокоится, можно будет тихо все вернуть на круги своя. Наверное.

Бойни не было. Потому что, хотя Людовик все-таки отдал приказ войскам навести порядок в городе, как выяснилось, солдаты тоже успели заразиться революционным духом и большей частью перешли на сторону народа, помогая горожанам громить город. Утром 14 июля началось настоящее светопреставление. Заблаговременно разжившиеся ружьями и пушками в Арсенале и Доме Инвалидов, люди наводнили улицы в непреодолимом желании разрушать. К счастью, в тот день, они не особенно разменивались по мелочам и, хотя кое-какие особняки и лавки по ходу дела разграбили и предали огню, горожане имели вполне определенную цель и стремились к ней. Они шли к Бастилии. Казалось бы, — это было смешно. Как можно практически голыми руками взять хорошо укрепленную крепость? Но, как известно, при известной доле упорства нет непреодолимых препятствий, к тому же почти у каждой крепости есть уязвимые места, нужно только до них добраться.

После того, как гарнизон Бастилии отказался сдаться, был устроен штурм, осаждающие легко проникли в наружный двор тюрьмы и разрубили цепи, удерживавшие в поднятом состоянии подвесные мосты. Дальше все пошло веселей. Гарнизон крепости сопротивлялся, но он был не достаточно велик для того, чтобы противостоять целому городу, и, спустя несколько часов осады стало ясно, что ему не устоять.

Комендант крепости не желал сдаваться и, вероятно, в припадке безумия решил, что будет лучше взорвать Бастилию, нежели сдать ее осаждающим, но к счастью ему не позволили этого сделать. Солдаты не захотели умирать, они остановили своего командира и на спешно созванном военном совете приняли решение сдаться.

Над Бастилией был поднят белый флаг, и уже через несколько минут слегка потрепанная, но оттого еще более возбужденная и разъяренная толпа вломилась во внутренний двор главной государственной тюрьмы. Предводители революционеров пытались поддерживать порядок, но, как водится, тщетно. Горожане жаждали крови. Тут же во дворе они повесили нескольких солдат и офицеров, а коменданта обезглавили и, насадив его голову на пику, позже радостно расхаживали с ней по Парижу, празднуя свою первую значительную победу. По пути они разорили еще несколько лавок. Особенно сильно пострадали те, что торговали вином.

Большинство вампиров благополучно проспали это знаменательное событие, когда после заката, они появились на улице, то не узнали город, в нем царила самая разнузданная анархия и, казалось, совершенно никто не собирался озаботиться наведением порядка.

Приняв решение поселиться в Париже, Филипп купил себе дом на набережной Сены, неподалеку от Ситэ и теперь находился в самом центре событий. Спальня вампиров была устроена в подвале и достаточно хорошо укреплена, чтобы проникнуть в нее было довольно затруднительно и людям и огню. Впрочем, в тот день дом не пострадал, ликующая чернь обошла его стороной, к большой радости затаившей за его стенами обслуги.

После наступления сумерек заикающийся от страха мажордом вкратце рассказал своим хозяевам то, что знал, а знал он не так уж много, потому что боялся высовывать нос на улицу: город в руках этих безбожников и бандитов, они громят все на своем пути, и поют свои ужасные песни! Да-да, солдаты поют вместе с ними! Пару часов назад конюх решился выйти, чтобы узнать новости, и, вернувшись, заявил, что мятежники захватили Бастилию! Как такое может быть?! А что происходит в Версале никому не известно! И может быть, — о Боже, Боже правый! — бунтовщики захватили и его тоже!

Мажордом был сильно удивлен, не заметив ни страха, ни смятения на лицах своих господ.