— Его высочество дома? Мне надо немедленно поговорить с ним, — мрачно ответил тот.
— Его нет, — возмущенно отвечал мажордом, — и смею вас уверить…
Оборотень не дал ему договорить.
— Жером, черт тебя возьми, — сказал он с чувством, — Не держи меня на пороге! Ребенка надо скорее уложить в постель и переодеть в сухое. Разбуди Мари или Шарлотту… Ну же, шевелись!
Жером поджал губы, но подчинился.
— Положи его пока на диван, — разрешил он и ушел, громко бормоча, — Не нашлось иных постелей в городе! Только в этом доме!
Спустя четверть часа мальчик лежал укрытый перинами у натопленного камина и, по-прежнему, пребывал в беспамятстве. Возле него хлопотали женщины, не зная, что предпринять. Они привыкли ко всяким странностям, их мало что могло испугать, но несчастное дитя со спутанными в колтун белокурыми локонами, измученное, тощее и под толстым слоем грязи бледное до полупрозрачности, вызывало у них острое чувство сострадания и гнев.
Когда Мари сняла с ребенка лохмотья, то едва не лишилась чувств от жуткого смрада гниющей плоти. Тело мальчика было покрыто язвами. Особенно ужасающе выглядели те, что на шее, тряпки, которыми она была замотана, полностью пропитались гноем и под ними зияли черные раны. Прикасаться к этим ранам никто не решился, кухарка только собрала вонючие обноски и вынесла их из дома к конюшне, чтобы поутру сжечь.
Поначалу служанки ужасались и ахали, и задавали кучу вопросов, но на все их: кто, откуда и почему, оборотень отмалчивался, и только когда Шарлотта предложила послать кого-нибудь за врачом, он ответил:
— Его уже осматривал наш врач. Он не может помочь… Ни один врач не сможет ему помочь.
После этих слов воцарилось тягостное молчание и, когда в комнату вошли Филипп с Лорреном, перед ними предстала почти библейская сцена, достойная полотна художника, — трое тихо скорбящих у постели умирающего.
Филиппу достаточно было одного взгляда на мальчика, чтобы понять, что он доживает последние часы, сердце его билось медленно и неровно, дыхания почти не было слышно, и сквозь вонь гниющих ран пробивался тот особенный, горький запах испорченной крови, напрочь отбивающий аппетит.
Жером уже посвятил принца в подробности самоуправства «наглого актеришки, приволокшего какого-то больного крысенка», и Филиппу было любопытно узнать, в чем же дело. В отличие от своего мажордома он знал, что оборотни не подвержены человеческим хворям, и если уж кто-то из них умирает, кровь вампира его не спасет. Значит ребенок обычный человек. Или все же необычный? Стал бы Фигаро тащить к принцу города какого-нибудь уличного побирушку? Вряд ли, если он не окончательно рехнулся.
У Филиппа возникло несколько предположений, кем может быть умирающий мальчик, но, конечно, ему никогда не пришло бы в голову, кого он увидит на самом деле… Несмотря на ужасное состояние ребенка и он и Лоррен сразу же узнали его и несколько мгновений стояли совершенно потрясенные, не веря глазам своим.
— Мария, Шарлотта, вы свободны, — наконец, проговорил Филипп и служанки молча вышли. Уже у двери Шарлотта бросила на принца умоляющий взгляд, но тот не смотрел в ее сторону.
— Что за черт? — выдохнул Лоррен, — Этот мальчик похож на… Откуда он у вас?!
— Мы нашли его сегодня утром в одном из закоулков катакомб, — отозвался Фигаро, — Это место всегда бдительно охраняли личные стражи Ренара, никто не знал, что там, думали, драгоценности или золото… Мы даже не сразу пошли туда, только когда один из стражей рассказал, что там находится ребенок и что он очень болен. Мы отнесли мальчика к врачу, но тот только развел руками, сказал: поздно даже пытаться что-то предпринимать, он уже умирает… Как, по вашему, мы должны были позволить ему умереть? Или я был прав, когда решил принести его к вам?
Оборотень посмотрел на Филиппа с вызовом и одновременно с надеждой. Не иначе, в стане крыс были серьезные прения по поводу того, стоит ли дождаться, пока мальчик умрет, и после тихо похоронить его где-нибудь так, чтобы никто и никогда не нашел. Или все же попытаться его спасти, посвящая вампиров в подробности своего неблаговидного деяния. Странно, что верх одержали сторонники более гуманного и глупого варианта. Крысы явно до смерти перепугались, когда поняли, кого их чокнутый предводитель прятал в катакомбах, так перепугались, что даже забыли о своей всегдашней осторожности.
— Ты так и не сказал, откуда он у вас, — сказал Филипп, — Уже несколько месяцев Людовик XVII официально считается мертвым.
— Ренар приказал своим людям выкрасть его из Тампля. Ходили слухи, что Конвент ведет переговоры с графом Прованским о выдаче ему короля. И Ренар решил… подзаработать. Выкрасть ребенка и предложить его родственникам заплатить выкуп. Среди тюремной обслуги всегда было много наших, вывести оттуда узника не так сложно, если умеючи. Из камеры мальчика вынесли в корзине для белья с двойным дном, а дальше через подземелья доставили в катакомбы. Однако потом все пошло не так, как Ренар рассчитывал. После того, как мальчик исчез, в Конвенте запаниковали и срочно объявили его умершим, предъявив общественности какой-то примерно подходящий труп. А то, что было дальше, вы сами знаете: граф Прованский тут же объявил себя королем. Когда же Ренар связался с ним, чтобы предложить обменять ребенка на деньги, тот не стал даже слушать его посланников и выставил их взашей, назвав мошенниками. Точно такой же была реакция и графа Артуа, никто из них не согласился даже взглянуть на мальчика, чтобы убедиться в том, что это действительно чудесно спасенный Людовик XVII, сын их покойного брата. Что с ним делать дальше Ренар не знал. Хотел убить, но все не решался: надеялся, вдруг эмигранты одумаются. Катакомбы не лучшее место для людей, лето мальчик кое-как протянул, но осень его доконала… Наш врач сказал, что эти раны у него на шее, последствия туберкулеза, поразившего какие-то железы и что болезнь начала развиваться еще в Тампле.
ebooksa