— Ну, конечно, — хмыкнул Лоррен, — Теперь вы будете делать вид, что ни в чем не виноваты.
— Чертовы крысы окончательно рехнулись, — проговорил Филипп, — Напрасно я церемонился с ними, надо было давно прикончить Ренара. Он был не просто психопатом, а еще и идиотом… Как вы могли так долго ему подчиняться?
— У него были способы заставить себя слушаться, — с усилием проговорил Фигаро, — И бояться.
— Правда? — усмехнулся вампир, — Расскажешь, какие?
— Не слишком приятные воспоминания… — поморщился Фигаро, — Так вы спасете мальчика?
Филипп помолчал.
— Если бы это был просто мальчик… Все мои инстинкты вопят о том, что не стоит вмешиваться. Людовик XVII объявлен мертвым и ему следует действительно умереть. Так будет лучше всего.
— Он не умер бы, если бы в дело не влезли крысы, — мрачно сказал Лоррен.
— Кто знает… Туберкулез погубил его старшего брата, а уж за ним уход был не в пример лучше, чем за этим бедолагой. Спасем мы его, а что дальше? Боюсь, семья его не примет. Станисласу всегда хотелось быть королем. Людовик так долго был бездетным, что он успел привыкнуть к этой мысли и, когда Мария-Антуанетта вдруг начала рожать, это было для него большим разочарованием. Теперь он снова претендует на корону, он даже уже величает себя королем.
— Король без королевства…
— И однако же титул ему дорог.
— Вы сможете доказать, что этот мальчик настоящий король, — встрял Фигаро, — Когда они увидят его, то не смогут отрицать очевидного. Им придется смириться.
— Ты, верно, думаешь, что я страшно скучаю и мне больше нечем заняться? — поморщился Филипп, — К чему мне что-то кому-то доказывать?
Оборотень посмотрел на него удивленно.
— Когда во Францию вернется монархия, вам разве помешает король, благодарный вам за спасенную жизнь? За возвращенную корону?
— Определенно, крыс и на версту нельзя подпускать к политике, — проворчал Филипп, — Это ношение меха способствует разжижению мозга? Или умные люди просто не переживают первую трансформацию?
Фигаро обиделся.
— Ну, как знаете, — сказал он со злостью, — Хотите, чтобы я унес мальчика обратно в катакомбы? Или дождетесь пока он умрет и похороните его сами?
Филипп сел на край кровати, отворачивая вниз простынь, которой ребенок был укрыт до самого подбородка.
— Я спасу его. Хотя точно знаю, что пожалею об этом… А ты убирайся отсюда и больше не являйся ко мне на глаза.