Принц Крови,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ну, конечно, — хмыкнул Лоррен, — Теперь вы будете делать вид, что ни в чем не виноваты.

— Чертовы крысы окончательно рехнулись, — проговорил Филипп, — Напрасно я церемонился с ними, надо было давно прикончить Ренара. Он был не просто психопатом, а еще и идиотом… Как вы могли так долго ему подчиняться?

— У него были способы заставить себя слушаться, — с усилием проговорил Фигаро, — И бояться.

— Правда? — усмехнулся вампир, — Расскажешь, какие?

— Не слишком приятные воспоминания… — поморщился Фигаро, — Так вы спасете мальчика?

Филипп помолчал.

— Если бы это был просто мальчик… Все мои инстинкты вопят о том, что не стоит вмешиваться. Людовик XVII объявлен мертвым и ему следует действительно умереть. Так будет лучше всего.

— Он не умер бы, если бы в дело не влезли крысы, — мрачно сказал Лоррен.

— Кто знает… Туберкулез погубил его старшего брата, а уж за ним уход был не в пример лучше, чем за этим бедолагой. Спасем мы его, а что дальше? Боюсь, семья его не примет. Станисласу всегда хотелось быть королем. Людовик так долго был бездетным, что он успел привыкнуть к этой мысли и, когда Мария-Антуанетта вдруг начала рожать, это было для него большим разочарованием. Теперь он снова претендует на корону, он даже уже величает себя королем.

— Король без королевства…

— И однако же титул ему дорог.

— Вы сможете доказать, что этот мальчик настоящий король, — встрял Фигаро, — Когда они увидят его, то не смогут отрицать очевидного. Им придется смириться.

— Ты, верно, думаешь, что я страшно скучаю и мне больше нечем заняться? — поморщился Филипп, — К чему мне что-то кому-то доказывать?

Оборотень посмотрел на него удивленно.

— Когда во Францию вернется монархия, вам разве помешает король, благодарный вам за спасенную жизнь? За возвращенную корону?

— Определенно, крыс и на версту нельзя подпускать к политике, — проворчал Филипп, — Это ношение меха способствует разжижению мозга? Или умные люди просто не переживают первую трансформацию?

Фигаро обиделся.

— Ну, как знаете, — сказал он со злостью, — Хотите, чтобы я унес мальчика обратно в катакомбы? Или дождетесь пока он умрет и похороните его сами?

Филипп сел на край кровати, отворачивая вниз простынь, которой ребенок был укрыт до самого подбородка.

— Я спасу его. Хотя точно знаю, что пожалею об этом… А ты убирайся отсюда и больше не являйся ко мне на глаза.