Принц Крови,

22
18
20
22
24
26
28
30

Лоррен склонился к бедрам Ортанс и слизнул с них кровь. Потом опустил ее юбку, прикрывая ей ноги.

— Не бойся ничего. Я никогда еще не было так силен. Сегодня все кончится, — с веселой злостью сказал он, поднимаясь с пола.

Он ощупал пустые ножны, ругнулся, метнулся на кухню и вернулся, сжимая в каждой руке по тесаку для мяса.

— Хуже, чем меч. Лучше, чем ничего.

Он ушел — туда, во тьму, в шум, в крик.

Ортанс лежала на полу, не в силах подняться.

Ей было страшно, но как бы не по-настоящему, страх словно не мог пробиться за границы из наслаждения, возведенные внутри ее души тем, что она пережила только что.

Она понимала, что согрешила. Так же, как ее мать — с тем сидхэ, который стал ее отцом. И даже ужаснее: все-таки мать упала на землю под кустами жасмина, а она, Ортанс, упала на пол в прихожей… Но ей было так хорошо, что где-то даже все равно.

Огромным усилием она заставила себя подняться и пройти в спальни, где ждали дети и брауни.

— Скоро все кончится, — спокойно и уверенно сказала она.

Ортанс подошла к тому окну, из которого вчера следила за битвой.

Лоррен дрался с вождем Красных Колпаков. Один на один, как и обещал. Это было похоже на боевой полет шершня, атакующего огромную жабу. И когда Лоррен снес Красному Колпаку голову и торжествующе заорал, поднимая ее вверх, Ортанс ничуть не удивилась, она только рассмеялась от счастья.

Красные Колпаки развернулись и ушли. Они не забрали тело своего вождя. Только его колпак.

Вампиры накинулись на огромного мертвого фэйри, жадно слизывая его кровь, пока она была еще свежей. Полукровки и воины-волки были слишком измучены боем, чтобы ликовать. Кто-то сел на землю там, где стоял. Кто-то склонялся над ранеными или убитыми… А Лоррен, отшвырнув голову своего противника, вернулся в дом. Ортанс сбежала по лестнице ему навстречу, повисла у него на шее.

— Я тебя обманул. Обещал оторвать ему яйца, а вместо этого оторвал голову, — с улыбкой сказал Лоррен. — Но что-то мне подсказывает, что тебе не нужны ни яйца его, ни голова.

— Ты прогнал их! Они не вернутся! — ликовала Ортанс. — Лазар говорил мне: у них строгие правила, они не нарушают этих правил… Ты спас всех! И теперь мы можем… Мы можем…

— Да, теперь мы можем. И пусть спасет Господь того, кто попытается нам помешать. До рассвета ты моя! — рявкнул Лоррен.

В дом уже возвращались бойцы, вносили раненых, дети выходили из спален, и Лоррен с Ортанс нашли прибежище только в кладовой. Там негде было лечь, но его силы хватило на то, чтобы подхватить Ортанс и держать ее на весу… И снова Ортанс пылала и растворялась в абсолютном блаженстве, и снова жаждала его поцелуев и его укуса, пробуждавшего в ней новую страсть. И это могло бы длиться бесконечно, пока внутренний огонь не испепелил бы ее… Но после очередного взрыва, уносившего Ортанс в небеса, Лоррен отказался снова припасть к ее шее.

— Рассвет идет. Я чувствую. Мне надо скрыться от солнца. И мне надо оторваться от тебя, иначе ты можешь умереть.

Ортанс вздохнула и положила голову ему на плечо. Сил говорить не было. Да и не знала она, что сказать. «Не уходи». «Не хочу отпускать». Нет, не настолько она глупа и не до такой степени потеряла рассудок. Он же может погибнуть. Солнце для него — смерть… Она разжала объятия. И Лоррен ушел.